Марти — тонкая и чувствительная натура, просто золото, а не внук.
— Слушай, это потрясающе! Спасибо тебе!
Дани благодарит Марти каким-то необычным тоном. Он прелесть, этот Дани. Наступила тишина, и Долорс догадалась, что за компьютером происходит нечто такое, чего она не видит. Не слышно ни щелчков по клавиатуре, ни разговора, едва различимы только неясные тихие звуки, происхождение которых остается для старухи загадкой — до тех пор, пока среди них не появляется один, слишком хорошо знакомый. Долорс остолбенела, и крючок замер у нее в пальцах. Господь всемогущий, не может быть! Звук повторился — такой же негромкий. Да, там творится именно то, о чем она подумала, в этом нет никакого сомнения. Это звук поцелуя — долгого, затяжного. Потом — снова голос Дани, а вслед за ним — Марти.
— С тобой это в первый раз, да?
— Да.
Слышно, как они поспешно выключают компьютер и встают. До старухи доносится шарканье шагов, и она вдруг замечает, что до сих пор сидит с открытым ртом. Спохватившись, снова берется за крючок. Мимо нее молнией проносится парочка: Марти впереди, Дани сзади. Это уже не прежний Марти, не ее внук, это кто-то другой, кого влекут вперед одни лишь инстинкты, те самые, бунтарские, как и у Терезы, только мужские. У Долорс часто-часто бьется сердце, никаких волнений, никаких переживаний, наказал ей врач, когда выписывал из больницы. А Леонор отвечала: не беспокойтесь, в моем доме ей будет спокойно, у нас никогда ничего не происходит, ах, Леонор, ты забыла, что у меня есть уши, которые прекрасно слышат. Марти и Дани скрылись в комнате внука — так и Сандра все чаще исчезает вместе с Жауме, этим пареньком с горячими руками: ей отлично известен график работы родителей, и она точно знает, когда может остаться с ним наедине.
А теперь и Марти туда же. Однако, ясное дело, тут случай посложнее. Как все воспримет Леонор, когда узнает? И Жофре, который всегда говорит о гомосексуалистах как о людях низшей расы и называет их не иначе как «педики», не в обиду Терезе будет сказано, поскольку, объяснил зять однажды, совершенно понятно, что Тереза — другое дело, потому что она женщина. С женщинами все иначе, поскольку они, если можно так выразиться, как бы становятся мужчинами. Напротив, «голубые» — это те, кто перестает быть мужчиной, так что, Лео, брось! Этот разговор завязался не так давно во время обеда, когда речь зашла об одном друге семьи, совершившем coming out, хорошо, что Долорс знакома с этой терминологией — спасибо Терезе. Долорс не помнила, какое выражение приняло в тот момент лицо Марти, просто не обратила внимания, ведь ей и в голову не приходило, что разговор может иметь к нему отношение, а сегодня все вдруг прояснилось: понятно, что такой чувствительный и ласковый мальчик должен быть не таким, как другие, только он смотрит на нее с нежностью и пониманием. Ясно, что он должен быть «голубым», чтобы понять меня, с легкой грустью подумала Долорс.
Как дружили Тереза и Жофре, пока однажды едва не вцепились друг другу в волосы! Это случилось дома у Долорс, когда у нее еще был свой дом, и собственные вещи, и своя кровать, и комната с любимыми книгами и письменным столом, в ящиках которого хранились все ее секреты. Я до него даже не дотрагиваюсь, мама, в самом деле, все лежит на своих местах, что ж, придется поверить дочери на слово, Долорс вовсе не хочет, чтобы кто-то вытаскивал на свет ее тайны, потому что они касаются только ее, а других могут шокировать. По крайней мере, Леонор. Да и Терезу тоже. Бедная Тереза, вечно погруженная в политику и феминизм, Долорс любила в ней потрясающую внутреннюю стойкость, это женщина, которая следует только велению своего сердца, которая делает только то, что считает необходимым, и никогда не предаст ни своих принципов, ни своих друзей. Но слишком уж она откровенна и зачастую ее слова идут вразрез с общепринятой точкой зрения, поэтому у нее так много врагов, а газеты и телевидение не оставляют ее в покое. |