Изменить размер шрифта - +
А потом принялся разыгрывать комедию — смягчил взгляд, сделав его почти что нежным: я был таким же, как ты, дочка, но, к счастью, выбрал респектабельную профессию, иначе не нашел бы никакого приличного места. Долорс приподняла голову, ожидая ответа Сандры, который последовал мгновенно — задорный, простой, прямой: папа, ну что ты говоришь, ты же никогда не играл на сцене. А старуха подумала про себя: ты ошибаешься, внучка, твой папа всю жизнь только этим и занимается.

Отец Долорс в тот день больше всего походил на палача, хотя она, сидя против света, толком не видела ни его лица, ни оскорбленного взгляда, и портьеры за креслом придавали всей сцене еще более мрачный колорит. Молчание уже становилось невыносимым, но тут наконец к Долорс вернулась способность дышать, и она смогла тонким голосом спросить: что ты хочешь этим сказать? Что ты вовсе не гуляла за городом и не собирала никаких каштанов, угрожающим тоном произнес отец, а ходила к этому рабочему. И теперь это известно всем.

Вот в чем все дело — «теперь это известно всем». Остальное не имело значения. Долорс открыла рот, чтобы сказать: как и про твои интрижки со служанками, но предпочла промолчать. Она вдруг поняла ход отцовских мыслей: в стенах дома, вдали от чужих глаз, может происходить что угодно, так он считает. Но на людях нужно вести себя как подобает.

Итак, все открылось. Долорс опустила оружие и выставила перед собой щит, чтобы отразить атаку противника. Я люблю тебя, папа, сказала она. Отец взъярился: ты не знаешь, что такое любить, что ты вообще понимаешь в жизни, ты погубишь себя, Долорс, погубишь. Мне двадцать шесть лет, возразила дочь, словно это могло ее от чего-то защитить. Отец продолжал гневаться, напряжение все нарастало, да по мне хоть сорок, ты — дочь директора и обязана вести себя соответствующим образом, ты не должна путаться с рабочим, разве я тебе не объяснял, что они — не такие, как мы, ничему в жизни я тебя не научил. Не научил, готова была согласиться Долорс, но промолчала. А Эдуард? Что Эдуард? Что у тебя с Эдуардом? Долорс нашла этот вопрос довольно странным. Как вижу, ты не встречаешься с Эдуардом? Нет, я не встречаюсь с Эдуардом, раздраженно ответила дочь. Ах так? А как называется то, что между вами происходит: все эти беседы, партии в теннис? Это и есть нормальное ухаживание, каким оно и должно быть! А ты губишь свою репутацию, связавшись бог знает с кем. Как такое могло случиться, дочка, что скажет Эдуард, когда узнает, что ты уже не девственница?

Сейчас, в начале XXI века, если мужчина обнаружит, что женщина в двадцать шесть лет невинна, он точно решит, что с ней что-то не в порядке, что-то не так, невозможно же, чтобы в таком возрасте она не изведала радостей жизни; либо она не умеет общаться, либо монашка и не желает в этом признаться, либо вообще неизвестно кто. Сандре всего шестнадцать, и, судя по тому, что происходит в дальней комнате между ней и Жауме Большие Горячие Руки и что слышала Долорс, внучка давно рассталась с девственностью. Пресвятая Богородица, как изменились времена.

Однако есть вещи, которые не меняются никогда, и это тоже надо принимать во внимание. Например, не меняются чувства. Быть может, раньше они производили впечатление менее искушенных и более искренних, но по сути остались теми же самыми. Я не встречаюсь с Эдуардом, мы просто друзья. Отец рассердился еще больше: в каком смысле друзья, что ты говоришь, дочка, нельзя дружить с одним мужчиной и играть в игры с другим. Есть вещи, которые вообще делать нельзя — во всяком случае, до свадьбы, и уж тем более с тем, кто не собирается на тебе жениться. Отец затряс головой и прошептал сдавленным голосом, словно его душили: девочка моя, ты губишь не только себя, ты и меня выставляешь на всеобщее посмешище. Слава богу, что я тебе отец, а не муж.

Хлопнула входная дверь, это вернулась домой Сандра. Долорс поспешила спрятать вязанье. Пока Сандра вошла, пока сняла куртку и глянула на себя в зеркало, старухе хватило времени, чтобы быстренько убрать все в пакет.

Быстрый переход