— Он придет! — воскликнула она с облегчением. — Великолепно! Немедленно предупреди шеф-повара, чтобы сюда подали ужин и пусть проявят все свое мастерство. И чтобы в десять часов стол был накрыт в моем будуаре и было подано самое лучшее вино.
— Я передам мажордому ваши распоряжения, мадемуазель.
Иоланда направилась к выходу, но актриса неожиданно остановила ее:
— Погоди минутку.
Иоланда повиновалась. Мадемуазель Дюпре поколебалась мгновение, а потом многозначительно произнесла:
— Скажи мажордому, что если кто-нибудь из прислуги в этом доме проговорится о моем госте или даже ненароком упомянет его имя, то он будет выброшен отсюда немедленно. Это касается также и тебя. Тебе ясно?
— Да, мадемуазель, — кивнула Иоланда. — Я все это передам мажордому.
Она поспешила удалиться, уверившись в том, что месье Фуше — это другой обожатель очаровательной актрисы, и мадемуазель не хочет, чтобы у нее возникли какие-то проблемы с герцогом. Странно, конечно, что Габриэль вздумала обманывать такого человека, как герцог Илкстон, принимая его соперника в его же доме.
Что бы сказала ее покойная матушка, узнав, что Иоланда вынуждена исполнять распоряжения легкомысленной, даже развратной особы, такой, как мадемуазель Дюпре?
В своих мыслях Иоланда постоянно обращалась к матери. «Да, конечно, это очень неприятно, мама, но, по крайней мере, мы с Питером не должны были просить милостыню, чтобы добраться от Кале до Парижа, и хотя Питер ворчит, что ему надоело носить лакейскую ливрею, он все же хорошо накормлен и даже гарцует на лошади».
Иоланде не доводилось видеться с герцогом после того, как они прибыли в столицу Франции. Но из кратких упоминаний мадемуазель о подарках, полученных от него, Иоланда могла убедиться в его щедрости и великодушии.
В первые же часы после прибытия актриса приняла у себя целую армию портных, шляпных мастеров, заказала огромное количество новых туалетов, и не было никакого сомнения, кто будет оплачивать эти счета.
Вчера же, например, Габриэль Дюпре доставили подарок от герцога — браслет, который, по мнению Иоланды, стоил столько, сколько понадобилось бы им с Питером на жизнь в течение целого года.
«Как может она быть так неблагодарна?» — спрашивала себя Иоланда, возвращаясь в покои мадемуазель.
Войдя в спальню Габриэль Дюпре и не найдя там хозяйки, Иоланда заглянула сквозь приоткрытую дверь в будуар. Там тоже никого не было, и девушке стало любопытно, куда могла подеваться актриса.
Она решила поискать ее и тут заметила, что дверь в смежные апартаменты, которые занимал герцог, не заперта.
Безотчетно Иоланда пересекла спальню и увидела, что Габриэль Дюпре стоит в дальнем углу комнаты. Она то скрещивала руки на груди, то простирала их вперед, как будто репетировала предстоящую ей роль.
Вид покоев герцога произвел на Иоланду ошеломляющее впечатление. Огромная кровать была задрапирована алым шелком, потолок и стены покрывала прекрасная роспись с изображением обнаженных фигур в весьма фривольных позах.
Иоланда уже была готова как-то заявить о своем присутствии и сказать мадемуазель, что все ее распоряжения насчет ужина выполнены, но что-то остановило девушку, и она по-прежнему хранила молчание, замерев на пороге.
Актриса вдруг принялась открывать ящики секретера, доставать оттуда бумаги. Она бегло просматривала их и возвращала обратно.
Неужели мадемуазель Дюпре роется в личных бумагах герцога? Подобная низость не укладывалась в голове Иоланды.
Но так, вероятно, и было, потому что актриса, обыскав два верхних ящика, принялась за третий, который был заперт на замок.
Это ее разозлило, и она с яростью подергала ручку, которая не поддавалась ее усилиям. И тут пленительная и грациозная мадемуазель Дюпре позволила себе выругаться, как уличная торговка. |