Но ее уже нет ни в фойе, ни на лестнице… Я бросаюсь вниз, к выходу, надеясь перехватить машину, если они с дочкой еще не уехали. И, распахнув дверь, вижу, как Влас держит на вытянутых руках Настеньку, а Лера поспешно расстилает на капоте машины пеленку. Потом достает одноразовый подгузник и забирает девочку. Сестра переодевает Настю, а Влас стоит рядом и внимательно, как стажер, следит за каждым ее движением. Меня никто из них не замечает, хотя в какой-то момент, пока Влас еще держит девочку, мне чудится, что малышка останавливает на мне взгляд и, точно вспоминая, всматривается в лицо. И я невольно замираю, напрягаюсь всем телом, желая понравиться ей, хотя краем сознания понимаю, как это нелепо. Да и поборола я уже это безумие… Самой не верится, что такое происходило со мной.

Но то, что вскипает во мне сейчас, не имеет ничего общего ни с послеродовым психозом, ни с той страстной нежностью, которая заставила меня броситься следом за сестрой. Те минуты, пока я наблюдаю за этой троицей, неожиданно для меня заполняются жгучей ревностью: «Это мой мужчина! Уж его-то я тебе не отдам!»

— Влас!

Отрывистый окрик звучит, как команда хозяина, сама пугаюсь этого звука. Малыгин резко оборачивается, и я с ужасом понимаю, что если б выкрикнула его имя на миг раньше, до того, как Лера забрала у него девочку, он мог бы, чего доброго, выронить ребенка. Испуг заставляет очнуться от ревности: при чем здесь вообще Влас, если я бежала к своей сестре? Но что-то уже мешает мне подойти к Лере, прижать ее, как хотелось, и пропеть на ухо старую песенку из нашего детства: «Раз и два, и три, четыре, пять, я опять иду тебя искать…»

Почему именно она вспомнилась сейчас, и увиделось, прочувствовалось всеми ощущениями с шорохами и запахами, как мы ставим эту пластинку на простенькую радиолу. А за окном — вечно влюбленный май, учебный год кончается, и впереди сумасшедшие каникулы с короткими романами «на лето», мальчики, с которыми прощаешься тридцать первого августа и навсегда. А Лерка таскается следом, потому что ей скучно с ровесниками и хочется все время быть рядом со мной. И еще нужно следить за Антоном, который уже никаких надежд не подает, ничего не читает, только с конструкторами возится. Мне он не интересен, но приходится общаться с ним, потому что брат. Потому что родить его мать родила, а тратить на него время ей тоже не хочется. Хотя чем еще ей заниматься?

Держа девочку одной рукой, Лера уже идет мне навстречу, сдувает упавшие на лицо золотистые паутинки волос. На лице у нее вопросительное и напряженное выражение, она не может предугадать, что я сейчас сделаю: улыбнусь или оттолкну. Тридцать пять лет общения, она лучше, чем кто бы то ни было знает, что от меня всего можно ожидать. Разве я сама знаю, как поступлю в следующую секунду?

Пока она проделывает путь в пять метров, я понимаю, что если не обниму ее, не выкажу радости, Влас может и догадаться, что именно я ощутила, увидев их вместе. А ему ни к чему это знать… Ему и без того известно обо мне слишком много. Осведомленность, заслуживающая пули в лоб. В затылок не смогла бы, слишком подло, а вот глядя в глаза…

Сестра уже замирает передо мной, как лист перед травой, смотрит круглыми испуганными глазами. На девочку я стараюсь не смотреть, ведь это ее девочка…

— Лерка, — шепчу я и притягиваю ее за плечи. — Как же я рада тебя видеть!

Голые крошечные ножки неожиданно упираются мне в грудь, словно Настя отталкивает меня, отвергает. Они колотят меня острыми пяточками, и мне приходится отстраниться. Но Лера хватает меня за локоть:

— Ты простила меня? Простила?

— Давно уже…

— Почему же не приезжала? Даже не позвонила… Ты не хотела, чтобы я приезжала на презентацию?

— Я думала, ты не сможешь.