Аборт сделали через неделю, все прошло спокойно и, если так можно сказать, хорошо.

Правда, Эмма в больницу «не забежала». Сказала, что «забежит», а потом… Не сложилось. День рождения брата мужа вроде.

Элла не помнила что.

А Эмма снова выкинула очередной финт – Шурик спустя лет шесть был отправлен «по месту прописки», и возник новый муж. Эдвард.

Эдвард оказался финном. Познакомились они в Питере, куда любили завалиться его соотечественники – погулять от души, покуражиться. Эдвард этот был огромным детиной – белесый, безбровый, краснолицый. Об интеллекте речи быть не могло – он был простой строитель и, видимо, отчаянный выпивоха.

По-русски он говорил кое-как, с большим трудом, и с Эммой они общались на странной смеси английского, немецкого и русского.

– Как ты его понимаешь? – удивлялась Элла. – Лично я – ни бум-бум.

– А что мне его понимать? – смеясь, отвечала та. – Ничего умного я все равно не услышу. Да и слава богу, что не понимаю. Мне этот бред мужской надоел, хуже некуда! Интеллект не интеллект – на выходе, поверь мне, одно – все они дураки.

– Шутишь? – пугалась Элла. – Шутишь, конечно…

– Ага, шучу, – вздыхала та, – куда уж как весело от таких шуток.

– А зачем он тебе? – осторожно спросила Элла. – Вы же… такие разные с ним. Самоваров – я понимаю. Молодость, страсть. Даже Шурик – понять могу. Как ты говорила, экзотическая и умная обезьяна. Но этот Эдвард… Прости!

– Эдвард, детка, медведь. Неповоротливый, наивный, добрый – если сыт, разумеется. В жизни не смыслит, да это ему и не надо – им там вообще это не нужно. В смысле – кумекать, как нам. Выживать. Живи и работай – и все. А все остальное тебе обеспечат – страховки, кредиты, экологию и отсутствие криминала. Думать не надо – просто будь честным и законопослушным. Все, понимаешь? Но… У него в Лахте дом. И сад. Прекрасный дом, надо сказать, и замечательный сад. Он прекрасный садовник, ты представляешь? Там просто рай абсолютный. Море цветов. И дом – он построил его сам на месте старой избушки. Все с нуля – фундамент, стены, кровля, отделка. Любит его, как ребенка. А может, и больше. С первой женой сто лет в разводе, есть взрослая дочь, но та устроена – живет в Швейцарии за богатым банкиром. А он одинок. Хочет тепла. Говорит, что финские бабы – хуже кошмара не сыщешь. Страшные, мужеподобные – бр-рр! Пьют наравне с мужиками и, не стесняясь, выпускают за столом… ну, ты поняла! А я для него – что-то такое, чего он и не видел.

Элла ужаснулась и покраснела.

– Ты что, все это – серьезно?

– Вполне! – засмеялась Эмма. – Да ты в голову не бери. Все будет нормально.

И Эмма засобиралась в Финляндию.

– А старики? – забеспокоилась Элла. – Я ведь не справлюсь одна.

Эмма посмотрела на нее холодно.

– А что мне прикажешь делать? Ломать свою жизнь? Ведь она только-только, – и в Эмминых глазах заблестели слезы, – только-только! Ты понимаешь? Самоваров этот… Сколько было угроблено лет! Шурик. С ним вообще… один ужас. Друзья его бесшабашные, бабы, шуточки дурацкие! Всю жизнь он, примат, мне изменял. Боже мой! Я всегда была с ними несчастна! А тут – счастливый билет. Ты понимаешь? В мои-то годы, и так! У молодых баб не случается ведь. И что ты прикажешь мне делать? Послать Эдика, дом, сад, Финляндию? Счастье и покой на исходе лет? На закате жизни? Из-за чего? Из-за того, что родители не молодеют? И это говоришь мне ты, моя сестра? Человек, ближе которого у меня нет?

Все дни до отъезда она утешала печальную Эмму – успокаивала, что будет все хорошо.