— Давали вам уже жить, как нравится, — покачал головой контрактник. — А вы в Дагестан поперлись… Теперь хватит, побаловались…
— Ладно, хорошо с тобой говорить. Только времени у нас мало, — вздохнул Абу. — Сам знаешь, отпустить тебя не могу. Кровь наших братьев на тебе.
Контрактник спокойно кивнул, понимаю, мол.
— Но ты мне понравился. Как мужчина держал себя, как воин. Потому резать тебе горло не хочу. Не подобает так мужчине умирать. Убью тебя пулей.
— Вот спасибо, удружил, — криво ухмыльнулся, облизывая пересохшие губы контрактник.
Чеченцы вокруг недовольно зароптали, им хотелось еще одного кровавого спектакля и решение командира, вызвало глухое недовольство. Абу вскинул руку, грозно поведя вокруг злым прищуренным взглядом, и ропот мгновенно смолк, перейдя в еле слышное глухое ворчание.
— Ты готов? — обратился араб к пленнику. — Может, желаешь помолиться, или попросить о чем-нибудь?
— Не о чем мне тебя просить, — забывшись, привычным жестом двинул плечами контрактник, сморщившись от пронзившей рану острой боли. — Молиться тоже с детства не приучен, так что теперь вроде и не в масть выходит. Эх-ма! Двум смертям не бывать, а одна все равно будет! Готов! Стреляй уже!
Абу, щелкнув предохранителем, поднял к его голове бережно хранимый невесть как попавший к нему в руки старинный маузер. Матрос зажмурил глаза и весь сжался в ожидании выстрела. И выстрел грохнул. Неестественно громкий в наступившей вокруг выжидательной тишине. Пуля ударила контрактника точно в переносицу, проделав в ней маленькую аккуратную дырочку, и щедро выплеснула фонтан крови и мозгов из затылка, вырвав солидный кусок кости. Голова солдата дернулась, запрокидываясь назад. Еще секунду тело продолжало стоять прямо, потом поддерживающие его ноги безвольно подломились, и оно грузно осело в дорожную пыль. Последняя судорога болезненным рывком передернула разбросанные в стороны ноги, и контрактник затих.
— Смотрите, братья, — патетически произнес Абу, пряча обратно в кобуру пистолет. — Смотрите и учитесь, как должен умирать мужчина и воин.
Резко бросив правую ладонь к виску, он отдал убитому честь. Чеченцы смотрели на него, криво и зло усмехаясь, пленные солдаты забито и тупо, непонимающе, лишь Салех в полной мере оценил красоту командирского жеста, но про себя тоже решил, что метать бисер перед свиньями, не просто глупо, а, пожалуй, что и не осторожно.
Через несколько минут, сторожкой волчьей цепочкой, ступая след в след, отряд уходил от места засады, втягиваясь в прохладный полумрак густого дубового леса. В середине нагруженные вьюками с захваченным имуществом тяжело топали, поминутно оступаясь и скользя в неудобных сапогах пленные солдаты. Шедший за последним из них молодой белозубый улыбчивый чеченец, то и дело отвешивал унизительный пинок тому по заднице.
— Какой большой жопа! Как у русский баба! Такой жопа трахать хорошо! Вот на привал встанем, попробуем! Ладна? Я первый буду! Тибе понрависся, увидишь! — весело издевался боевик над сопящим и испуганно вздрагивающим пареньком.
Далекий гул автомобильных моторов, щедро сдобренный взрыкивающим ревом бронетехники заставил Салеха стремглав метнуться к окаймляющему разбитую шоссейку чахлому подлеску. Конечно, верхом безрассудства в его положении было топать напрямик по дороге практически не скрываясь, но за последние дни Салех настолько вымотался как морально, так и физически, что решил плюнуть на скрытность передвижения, поручить свою жизнь Аллаху, в руке которого она и так постоянно находится и идти в быстро набегающих сумерках по относительно ровной и удобной дороге, а не продираться параллельно ей в лесных зарослях. Сейчас возможно придется заплатить за это удобство. |