— Еще год, а потом поступишь в подходящий колледж в Америке. Ты ведь этого хочешь?

— Если я выживу в Швейцарии, — стонала Рафаэлла.

Мать легонько дотронулась до щеки дочери и улыбнулась.

— Ты обязательно выживешь, дорогая. Ты пошла в папу.

Рафаэлле было приятно, когда мать говорила об отце. Любое воспоминание о нем оставалось драгоценным. Когда Люсьен погиб, она была маленькой девочкой, но навсегда сохранила о нем яркие воспоминания.

Рафаэлла часто раздумывала, насколько иной была бы жизнь, останься он жив. Никакой Англии. Никакого замка в провинции. Никакого отчима. Никакого Руперта.

О… Руперт. Он стал Рафаэлле родным братом, и девушка очень любила его. Сейчас он путешествовал по Америке с рюкзаком и дочерью графа. Все надеялись, что они поженятся. Только не Рафаэлла: она берегла его для Одиль.

Школа благородных девиц оказалась настоящей тюрьмой: свет выключали в десять, всем правила невыносимая директриса. Рафаэлла занималась английским, итальянским, испанским, училась готовить, петь, вести себя в обществе и немного познавала историю искусства.

Пребывание там было ненавистным. К какой жизни ее готовят? Рафаэлла не собиралась выходить замуж за титулованного богача и проводить жизнь в роскоши, участвуя в благотворительности.

Она позвонила Одиль в Париж, чтобы пожаловаться:

— Я как в застенках.

— Тогда уезжай, — запросто предложила Одиль. — Колледж для дизайнеров, в котором я учусь, — самый лучший. Попроси маму, чтобы она разрешила тебе учиться вместе со мной. Здесь многому не научишься, зато полно талантливых мужчин.

— Она никогда не позволит. Я сделала ошибку, рассказав ей о том, что сделал на юге Франции этот старикашка из Нью-Йорка.

— Маркус Ситроэн — дурак. Он поступает так со всеми, даже с прислугой. Не нужно было говорить маме.

— Это понятно. Теперь она думает, что вас окружают одни извращенцы.

— Какая глупость. Может, мне попросить мою маму позвонить твоей?

— А это возможно?

— А почему бы и нет?

Изабелла Роне и леди Анна Эгертон проговорили долго. В результате Рафаэлла осталась в Швейцарии. Обе матери решили, что девочки не всегда влияют друг на друга благоприятно, хотя и дружат всю жизнь.

Так Рафаэлла промучилась в школе благородных девиц, ненавидя ее все больше с каждым днем. Ей нравились только уроки пения и хор. У девушки прорезался сильный голос, явно унаследованный ею от отца.

Некоторые ученицы оказались настоящими снобами и не хотели общаться с Рафаэллой лишь потому, что у нее темная кожа.

— Что, гуталином мазалась, дорогая? — однажды спросила Фенелла Стефенсон, одна из заводил, когда Рафаэлла выходила из душа.

— Что ты сказала? — переспросила Рафаэлла. Она потянулась за полотенцем и обвязалась им.

— Я думала, здесь строгие правила, — издевалась Фенелла. — Никаких негров!

Рафаэлла почувствовала, как кровь прилила к лицу. Фенелла была толстушкой.

— А я не знала другого, — сказала Рафаэлла приятным тоном. — Мне казалось, сюда не принимают жирных.

И тут разразилась драка. Они так яростно набросились друг на друга, что забыли о скромности. Полотенца упали, и дуэлянтки покатились по холодному каменному полу.

— Черная сука, — орала Фенелла.

— Толстая белая шлюха! — огрызалась Рафаэлла. Они бились, царапались и хватали друг друга за волосы.

Собралась толпа, криками подзадоривая девушек. Ничто так не нарушает монотонность существования, как драка.