— Володя, я это прекрасно понимаю. — Щербаков забросил ногу на ногу. — Гарантирую тебе, что группы обеспечения и прикрытия будут лучшими… Лично подберу и проверю.

— Здоров, — буркнул Малахов, освобождая от скрепки стопку листов.

Несмотря на то что коллеге еще не было сорока, его голову венчала совершенно седая шевелюра.

— Привет, Сережа. — Мальков пожал руку майору. — По какому поводу ревизия?

— Ведомость на «а-пэ-эсы» ищу. Помню, что была, но куда дел… — Малахов посмотрел на висящий над столом старшего лейтенанта портрет улыбающегося Альберта Эйнштейна с надкушенным яблоком в руке, словно великий физик мог ему подсказать, где ведомость.

— Сережа, — осторожно поинтересовался Мальков, — ты хочешь сказать, что нас приписали к боевым пловцам?

— И кто автор сего сокращения? — улыбнулся Егор.

— Какая-то светлая голова из хозуправления. У меня вообще есть подозрения, что в ХОЗУ существует специальное направление по переименованию обычных предметов.

— Легко, — согласился старлей, — история с Керимбабаевым наверняка только укрепила их во мнении о необходимости вносить в ведомости побольше путаницы.

Малахов усмехнулся.

Случай с Керимбабаевым, рассказанный приятельствовавшим с начальником ХОЗУ опером военной контрразведки, был поучителен. И в свое время широко обсуждался в коридорах здания на Литейном проспекте.

Керимбабаев был обычным рядовым-первогодком в мотострелковом полку. Но, несмотря на столь скромное звание и юный возраст, он на целых три месяца попал в сферу интересов русского отдела ЦРУ.

Всё началось с ведомости.

Судьба потерянной ведомости была гораздо сложнее, чем у старшины роты.

Лист бумаги с огромным, на треть страницы, ярко-лиловым штампом «секретно» подобрал журналист областного еженедельника и показал своему большому другу из польской газеты, не подозревая, что поляк сотрудничает с варшавским бюро американской разведки.

В русском отделе ЦРУ было срочно собрано расширенное совещание, на котором наблюдение за воинской частью номер сорок один триста пятьдесят семь было признано одним из самых перспективных направлений. О полученной неожиданной информации сообщили также коллегам с берегов туманного Альбиона. И в областной центр, рядом с которым располагался полк Керимбабаева, отправились журналисты центральных российских газет, якобы загоревшиеся желанием сделать репортажи из глубинки.

Прибытие агентов американской разведки совпало с занесением в личное дело командира полка строчки о неполном служебном соответствии и выговором от командующего округом. В связи с чем комполка пребывал в преотвратном настроении и в очередной раз взялся за укрепление дисциплины среди мотострелков. По территории части солдаты передвигались только бегом или строевым шагом, все увольнения были отменены, старшины рот ночевали в казармах, а караульных на постах проверяли чуть ли не раз в полчаса.

На допросе в особом отделе перебинтованный и икающий от страха репортер московского кабельного телеканала признался в том, что получил задание пробраться на объект от своего благодетеля из посольства Великобритании.

Но это ни на йоту не приблизило сотрудников военной контрразведки к пониманию происходящего вокруг в/ч 41357.

И только спустя две недели очередной задержанный, фотокорреспондент «природоведческого» журнала «Леса и поляны России», шнырявший между деревьев возле забора части со стоящим семнадцать тысяч долларов фотоаппаратом «Никон», оснащенным шестидесятикратной оптикой, признался в том, что ему дано поручение заснять учебный центр подготовки командиров атомных подводных крейсеров и ударных субмарин, замаскированный под казарму или склад мотострелкового полка.