В утренней дымке, которая образовалась из-за перехлёста солнечных лучей из открытых дверей, Льву Тимофеевичу вдруг показалось, что он увидел, как из кабинета прокурора Евтакиева вышел сеньор Сильвио Кристальди и, сделав несколько шагов в сторону туалета, растворился в воздухе, наподобие сигаретного дыма.

— Клинок Македонского, видите? Подарок, Лев Тимофеевич, — прокурор Евтакиев убрал клинок в сейф, закрыл его, и сказал: — Сеньор Кристальди только что вернулся из Италии и пришёл узнать, как идёт расследование по поводу священной швабры.

— Это не его я видел только что? — полюбопытствовал старший следователь.

— Его… А где были вы, милейший Лев Тимофеевич? На работу ведь к девяти положено приходить, — Евтакиев покосился на часы. — Где вас черти носили, позвольте узнать?

Лев Тимофеевич кратко пояснил причину своего опоздания.

— Ну, что же, царствие небесное коллекционеру Бубсу, — помрачнел Евтакиев. — Сходите, поговорите с сеньором Кристальди, его выставка чудес скоро съезжает из галереи Карнауховой.

— А что я ему скажу? — оторопел Лев Тимофеевич. — Ведь успокоить сеньора Кристальди можно только шваброй? А швабры я не нашел, Пётр Никодимыч. Нужно ждать, и швабра где-нибудь обязательно всплывет…

— И где она, по-вашему, всплывет, уважаемый Лев Тимофеевич? — язвительно перебил следователя прокурор.

— К примеру, на аукционах Кристи и Сотбис, Петр Никодимыч, — Рогаткин слово в слово повторил пророчество Бубса.

— Чтобы я не слышал этого больше никогда, Лев Тимофеевич! Какие аукционы? — возмутился Евтакиев. — Что вы мне обещали?

— Найти швабру.

— Именно! Ну, и что вы тут стоите, как красна девица, и ушами хлопаете?..

Лев Тимофеевич быстро придержал уши руками.

— Глазами, то есть! — поправился Евтакиев.

Лев Тимофеевич на всякий случай прикрыл глаза и молча попятился из кабинета прокурора. Настроение было окончательно испорчено. Быстро одевшись и купив пару пирожков в буфете, чтобы всухомятку заморить червячка, Лев Тимофеевич поехал в галерею Фирюзы Карнауховой.

— Ну, я, я… Рогаткин, Рогаткин… — жуя, ответил старший следователь на звонок. — Нет, я занят… Правда занят! Хотите, побожусь? Что значит, чем? — возмутился Лев Тимофеевич. — Работой занят! Какое ещё шоу? Ничего я вам не обещал… Ну, ладно, ладно, хорошо, завтра я приеду к вам! Честное комсомольское…

И пока шел до переулка Всадников к галерее, передумал многое… Уже через полчаса старший следователь приступил к тщательному осмотру галереи. На первый взгляд, он просто быстро ходил, но на самом деле Рогаткин искал пути беспрепятственного выхода из галереи, кроме центрального и служебного. И он их нашёл практически сразу, две стальные двери — на чердак и в подвал. Но, полазав там с фонарём, в паутине и пыли ничего интересного не обнаружил.

— Сеньор Кристальди, подождите, я решил остаться в галерее после закрытия, — увидев Кристальди, обратился к нему Лев Тимофеевич.

— Оставайтесь, хоть на всю ночь! — насмешливо воскликнул толстяк. — Только убедительно прошу, не подходите к изумрудам ближе, чем на метр, там… током бьёт! Я вас предупредил, сеньор Рогаткин.

«Зачем подходить к изумрудам впритирку, если их можно достать палкой или, к примеру, удочкой?» — фыркнул про себя Лев Тимофеевич, но виду не подал.

Галерея уже полчаса была закрыта для посетителей, и Лев Тимофеевич снова, в который раз, проверил центральный и служебный выходы.