Среди тех, кто захаживал к Деге, был и старый звонарь Жозеф.

Когда-то давно он оказал отцу Жюля бесценную услугу. Возможно, даже помог сохранить состояние в тяжелые минуты жизни. Было ли это в дни революции 1830 года или в иное время — Бог весть, но только с тех самых пор Деге-старший принимал у себя в доме Жозефа как равного. Ни он, ни его жена, добрейшая женщина, не отличались спесивым нравом. Чувство благодарности и признательности были для них естественны. Как досадно, что существует множество других людей, кому подобные чувства чужды!

Время от времени старый Жозеф обедал в семействе Деге.

Он состарился, служа звонарем при церкви Святого Николая. В этой церкви полагал он и умереть, упокоившись с миром на его погосте. Но как только храм начал приходить в запустение, Жозефу предложили место ризничего в деревенском приходе. Звонарь принял предложение, а года через два таинственным образом исчез тамошний священник. Никто так и не узнал, куда он подевался. Как ни уговаривали Жозефа, старик не захотел остаться при новом кюре и вернулся в Нант. Все, кто знавал его раньше, не могли не заметить происшедшей в нем странной перемены; некогда общительный и веселый, он стал чураться людей, искал тишины, одиночества, редко выходя из своей каморки. В доме Деге Жозеф тоже появлялся редко. Вообще, стал мрачным, суровым и печальным, ведя жизнь отшельника.

Единственный, кто посещал старого Жозефа в его уединении, был Жюль Деге.

С тех пор, как старик вернулся, он проникся каким-то особым доверием к Жюлю. Полюбив пылкую душу своего юного друга, увидев, как та чиста и невинна, Жозеф был как ни с кем откровенен с Жюлем. Ему хотелось лепить из него, как из мягкого воска. Их дружба длилась уже два года.

Когда Жюль уезжал из дому, он писал Жозефу письма, одно за другим. В такие вечера в окошке каморки горел свет и старик долго сидел, склонившись над столом. На следующее утро, а потом и вечером повторялось то же самое. Казалось, без Жюля для старика немыслима жизнь; юноша, единственный, соединял его с миром.

Жюль Деге, в свою очередь, открыл другу сердце. Он понял, каким неоценимым богатством обладает старик — жизненным опытом. Жюль считал, что старый Жозеф был некогда поражен каким-то ужасным событием, стал свидетелем чего-то страшного. А когда человек проходит через тяжелые испытания, он меняется, становится не только мудрее, но и осторожнее. По крайней мере, Жюль так думал и был убежден, что Жозеф прошел через подобное.

Так или иначе, но чему бы старик ни учил Жюля, тот прилежно следовал его указаниям. Они стали почти неразлучны. Правда, время от времени Жюль продолжал посещать интересные спектакли, бывать в обществе, и с виду ничуть не изменился. Мнение света, которое не раз губило репутации ни в чем не повинных людей, не могло найти здесь ни малейших оснований для каких-либо подозрений и придирок.

В глазах тех, кто не был слишком близок с Жюлем Деге, он вел образ жизни, присущий всем молодым людям его возраста. Однако совсем иного мнения придерживался его друг Мишель Рандо. Он частенько расспрашивал об этом Жюля, буквально преследуя его, но, чем больше старался, тем меньше понимал, что происходит. И, тем не менее, Жюль оставался его лучшим другом. У них было много общего: знакомство завязалось с отрочества и с годами переросло в нерушимую дружбу.

Мишель Рандо был сиротой с самого детства. Его отец, офицер, погиб в бою; мать юноша почти не помнил. Он остался на руках опекуна оказавшегося, к счастью, не последним негодяем и не растратившего его состояния, изрядно, однако, им попользовавшись. В результате Мишель получил ренту, позволявшую вести достойную жизнь до тех пор, пока сам не начнет зарабатывать.

Встречая теперь Жюля Деге, Мишель говорил ему:

— Ты стал редко появляться, Жюль. Тебя совсем не видно.

— Отнюдь, друг мой.