Я принадлежу к поколению младших шестидесятников, из чего следует, что молодость моя проходила в хаотическом чтении и поиске пути, а выработка мировоззрения напоминала игру в пазл, при которой в качестве строительного материала отбирались кирпичики, которые нравились, и отбрасывались те, которые не нравились.

Мы все дружно ненавидели марксизм, но не брали на себя труд прочитать Маркса. Не знаю, любила ли бы я его больше, если б прочитала, но многие чрезвычайно важные вещи мы получили из рук в руки, в устной передаче, в частной беседе, в формате «отрывного календаря», как говорила Надежда Яковлевна Мандельштам.

При таких условиях и речи не могло быть о выработке какого-то целостного мировоззрения. Следы этого «кухонного образования» многие из нас пронесли до зрелого возраста. К счастью, не все. Замечу в скобках, что сегодня я уже больше не тоскую о «целостности» мировоззрения. Успела примириться с бедностью собственных возможностей.

В шестидесятые годы произошла встреча с христианством, и несколько десятилетий я прожила в счастливом ощущении, что в моих руках универсальный ключ, с помощью которого открываются все замки. Обстоятельства были исключительно благоприятными — я попала в сферу притяжения нескольких выдающихся людей, исповедовавших христианство. Среди этих людей старшего поколения — лучшие люди, которых мне довелось встретить в жизни.

Но были и другие прекрасные люди, которые христианства не исповедовали, были иудеями, атеистами, скептиками, агностиками, чье поведение по отношению к близким было безукоризненным.

И сегодня мне уже не кажется, что именно и только христиане обладают полнотой истины. Ненависть и невежество в нашей среде свидетельствуют против нас. Мир, полный насилия, создан совместно всеми детьми Авраамовыми — иудеями, христианами и мусульманами.

Покаяние — безусловно, очень сильная и очистительная вещь, но оно никак не может возникнуть прежде осознания. И в эту работу по осознанию мира и самих себя вносит свою лепту и сегодняшняя литература, даже если она представляет собой горькое и труднопереносимое лекарство.

Смерть, любимая!

Всегда в таких делах важно провести стартовую полосу: откуда мы начинаем? Думаю, с первой дохлой кошки или мертвого воробья. В этот миг в душе ребенка загорается пламя ужаса, которое у многих людей не гаснет ни с годами, ни с опытом. Человек самый грубый и нечувствительный, равно как и существо тонкое, одаренное богатым инструментом восприятия оттенков, всю свою жизнь помнят эту первую встречу со смертью. Непостижимость события мгновенного перехода живого в мертвое, ужас смерти никогда не растворяется до конца. Забыть о смерти можно надолго, целые годы не вспоминать о ней, а потом — наяву, во сне, в боковом зрении — происходит вдруг ожог напоминания. Некоторым людям удается прожить всю жизнь, так тщательно изгоняя всякие мысли о смерти, что они и живут так, как будто им уже даровано бессмертие. Опасная для современников порода.

Сознание человека противится мысли о смерти, не желая ее принимать и ежедневно отгоняя ее. Смерть и есть конец сознания. И в этой области зияет непостижимое: временное не желает, не может вместить в себя вечное.

Стонут и восклицают плакальщицы у открытого или закрытого гроба, кровавые и бескровные жертвы приносят на могиле жрецы, обозы сожженных и закопанных в землю вещей, отрада археологов, отправлены вслед умирающему, чтобы примирить временное и вечное. А девочка раскапывает ямку у забора, хоронит в спичечной коробочке мертвую бабочку и украшает могилу маргаритками и белыми камушками. Всё это — смазка в месте соединения, в изначально вывихнутом суставе, где соединяется «живое» и «мертвое». Все религии мира, при всем их несходстве, а иногда и полярности, соединяются в этой точке.