С тех пор как существует наука, тайна эта не дает ей покоя. Одноклеточные организмы, бодро размножающиеся под стеклами Левенгука, практически бессмертны. Но есть все основания предполагать, что сознанием они не обладают. Идея смерти угнездилась в сознании, а с какого момента эволюционной лестницы оно пробудилось и развилось настолько, чтобы вместить в себя эту обжигающую идею, — пока неизвестно. Но это, судя по колоссальному рывку в биологической науке, принадлежит к области постигаемого. Хотя сегодня никто еще не может сказать, где именно на медико-биологическом уровне проходит граница между мертвым и живым.

В это зыбкое пространство безудержно рвется знание, но царит там вера. Только сегодня не спрашивайте меня, пожалуйста, какой я принадлежу конфессии и как именно верую. У меня дурной характер, и ни одна порядочная церковь меня держать не станет. Недавно я поняла, кто я есть: христианин-волонтер. То есть как только чуть что не по мне, я морщусь и ухожу. А потом, как я заскучаю по некоторым тамошним драгоценностям, стучусь и говорю: вот я, пришла подобрать крошки под вашим столом. Принимают. Спасибо.

Христианская трактовка смерти представляется мне лобовой и неудовлетворительной. Но что мешает рассматривать темный ад и светлый рай как выразительную метафору, а не буквальное описание раздачи пирогов и подзатыльников? За наивным лубком стоит тысячелетняя культура. Никто из нас не знает, что там, за этой границей, происходит. В сущности, этот мост между страной живых и страной мертвых есть разновидность бессмертия: если продолжается жизнь моего «я», можно согласиться и на другой адрес. Для перехода из одного мира в другой написаны своеобразные путеводители — существующие в разных культурах так называемые «Книги мертвых». Древние египтяне, американские индейцы, жители загадочного Тибета, викинги и батаки, снаряжавшие «Корабли мертвых», сочиняли путеводители, карту движения для тех, кто переправляется на другой берег бытия. Или небытия. Наиболее подробное наставление дает тибетская книга — специальное наставление для умирающих называется «Чикан Бардо».

Там, где нет оформленных в виде книг наставлений умирающим, существуют иные формы «сопровождения». Повсеместно, во все времена и во всех культурах! У батаков жрец у постели умирающего рассказывал ему об опасностях пути. Немногословные японцы ограничивались тем, что клали на грудь усопшего меч — чтобы отбиваться от нападающих в пути бесов. В молитве индуистов, по верованиям которых человек может переродиться после смерти в одно из 8 400 000 существ, от насекомого до Брахмы, — просьба спасти от круговорота перерождений. Бхагават-Гита содержит молитву с просьбой: «Веди меня верным путем, чтобы я мог достичь Тебя».

Три авраамические религии, при всей разности в многочисленных деталях, тоже сходятся в одном: в смертный час приглашают священника, учителя, раввина, который помогает умирающему. Это молитвы «На исход души» у православных, «О доброй смерти» у католиков. У иудеев, если умирающий человек настолько слаб, что уже не может сам прочитать последнюю молитву, ему помогает приглашенный раввин, чтобы вместе с ним произнести молитву-исповедь «видуй», которую каждый иудей должен знать наизусть. У мусульман молитвы первой ночи после погребения обращены к ангелам Мункару и Накиру они обслуживают покойника и на основании ответов определяют его место в последующей жизни.

Культура не существует без фантазии. А фантазия откуда берется? Из какого опыта? Из снов? Из мечты? Из интуиции?

Забыла сказать: я материалист! Религиозный материалист. Весь мир, который нас окружает, более или менее постижим. Постижение это в минувшем веке набрало ошеломляющую скорость. И сознание, и постижение, и понимание ограничено структурой мозга.