Брюс Стерлинг. Священный огонь
1.
Миа Зиеманн нужно было выяснить, как следует одеться, отправляясь к умирающему. Сеть советовала одеваться как можно проще и держаться как можно более непринужденно. Миа, экономисту в области медицины из Калифорнии, было девяносто четыре года, и когда-то, семьдесят четыре года назад, она работала вместе с Мартином Уоршоу, жизнь которого теперь завершалась. В ту пору у них был роман. Так что Миа ждал какой-то заранее подготовленный документ. Скорее всего, речь шла о завещании. В разговоре ей порекомендовали коснуться прошлого, напомнить собеседнику об их былой связи, чтобы он почувствовал благодарность перед тем, как закроется последняя глава книги его земного бытия. Ей не стоит у него задерживаться, ей незачем становиться свидетельницей его ухода из мира. Встреча давно расставшихся любовников была вызовом этикету, но на исходе двадцать первого века в обществе установилась полная гармония, и ничто не могло омрачить ее величия. Такие проблемы долго обсуждались в бесконечных дискуссиях, постоянно комментировались, анализировались в документах советов всевозможных экспертов, упоминались в самых невероятных декларациях, конвенциях по вопросам этики, на публичных чтениях и встречах политиков. Ни один аспект человеческого существования не ускользнул от вдумчивых, рассудительных и мудрых советников. Миа изучила так много материалов на эту тему, что больше было и не переварить. Она уделила целый день знакомству с финансовыми отчетами и медицинскими заключениями Мартина Уоршоу. Миа не видела Мартина уже полвека, но продолжала, хотя и не слишком внимательно, следить за его карьерой. Отчеты показались ей очень обстоятельными и информативными. Благодаря им его жизнь стала открытой книгой. В этом и был смысл. Миа решила надеть черные туфли, выбрала тугой корсет, подчеркнула талию эластичным поясом, хорошо сочетавшимся с зеленовато-серым, до колен, с длинными рукавами и высоким воротником, шелковым платьем, приготовила трость. Ей нужна была строгая шляпа. От перчаток она отказалась. Перчатки рекомендовалось надеть, но они напоминали ей о больнице. Миа очистила кровь, сделала подкожные протеиновые инъекции, как следует размяла суставы, сделала глубокий массаж, приняла минеральную ванну и наманикюрила ногти. Она вымыла волосы, тщательно причесалась и закрепила прическу лаком. Увеличила норму насыщенных жиров в своей диете. А ночью спала под гипербарическим навесом. На следующее утро, 19 ноября, Миа отправилась в город, чтобы купить шляпу, уместную для столь печальных обстоятельств. В этот осенний день в Сан-Франциско было холодно. С залива подкрался туман и плыл над громадьем небоскребов, увитых густой зеленью. Она гуляла и заходила в магазины, заходила в магазины и гуляла. Но не смогла найти ничего подходящего. Собака увязалась за ней еще на Маркет, где сумела пробраться сквозь толпу. Миа остановилась в тени колонны портика и поманила ее рукой. Собака помедлила от робости, потом подошла и лизнула ей пальцы. — Вы Миа Зиеманн? — спросила она. — Да, это я, — ответила Миа. По улице торопливо и деловито сновали прохожие, их лица были отстраненными, вычищенные до блеска ботинки легко касались выложенного красным кирпичом тротуара. Она смерила пса уверенным взглядом, и тот уселся у ее ног. — Я шел за вами от самого вашего дома, — похвастался пес и умиротворенно заурчал. — Это долгий путь. — На нем был клетчатый вязаный свитер, шитые собачьи брючки и черная вязаная кепка. Его передние лапы казались довольно крепкими, короткая чистая шерсть отливала желтизной, на ее фоне большие собачьи глаза выглядели особенно выразительными. Голос пса звучал из вмонтированного в его горло репродуктора. Машина, задевшая зазевавшегося пешехода, словно разорвала тишину и перекрыла своим грубым скрежетом еле слышные шорохи нижнего Сан-Франциско. |
