Больше ничего хорошего, не было в жизни князя, все виделось в мрачном свете.

Что будем делать, мать? — спросил жену. — Рать проиграна, от полка остались рожки да ножки.

— Не знаю, Ярослав. Сам решай.

— Надо плыть за море.

— К отцу, что ли?

— Ну, а к кому еще? Ждать, когда новгородцы дадут пинка под зад?

Ярослав вызвал дворского.

— У тебя есть готовые лодии?

— Есть три, но их надо бы подправить.

— Что с ними?

— Рассохлись, текут.

— Почему рассохлись?

— Ведомо, из воды выволокли, обсохли, на солнце полежали. Надо б проконопатить и просмолить.

— Давай, вели делать. Да скоро чтоб.

Дворский ушел, князю показалось, что он не воспринял команды «скоро», и решил Ярослав сам сходить на берег. И правильно сделал. Там возле опрокинутых лодий сидели два плотника и лясы точили. Увидев приближавшегося князя, вскочили, сорвали шапки.

— Это так вы трудитесь? — спросил Ярослав, хмурясь.

— Так мы только что… Мы еще…

— Я вижу, еще и не брались, — перебил Ярослав. — Кажите, что с ними надо делать?

— Вот этой надо бы днище подновить, — стал показывать князю старший плотник. — Вишь, погнили доски. А у этой сиденья кто-то выдрал, шоб у него руки отсохли, надо новые делать. И мачты всем сменить придется.

— А что ж он мне голову морочил, мол, только проконопатить и просмолить?

— Ну, конопатить и смолить — это само собой, князь. Они ж едва не год на берегу сохли. Вишь, даже потрескались, тут вот хошь палец суй в щель-то.

— Сколько времени надо, чтоб сделать все?

— Ну, за неделю можем управиться.

— Неделя много, чтоб в два дня все сделали.

— Но, князь…

— Никаких «но». Сделаете в два дни, каждому по гривне, не управитесь — ни резаны, а если на неделю затянете, по сорок плетей каждому. Все. Приступайте.

Ярослав повернулся и зашагал прочь. Плотники переглянулись.

— Ну шо? — молвил старший. — Придется и дневать и ночевать, брат. Тут с днищем день провожжаешься.

— А на кой черт ты сказал, что менять? Залили б смолой.

— Так рази я знал, что он ценить будет. Я думал — работу, а он время оценил. Придется, братка, Илюху звать в помощь.

— А потом делиться? Да?

— Что делиться? Он же сказал: кажному по гривне, мы можем еще хоть пятерых позвать.

Как бы ни было, а когда Ярослав поднялся выше на откос, внизу у воды уже застучали топоры.

«Вот так-то, — подумал удовлетворенно. — Надо велеть в дорогу сухари сушить».

На Дворище его уже ждал посадник Константин Добрынин. Не хотелось Ярославу никого сейчас видеть, гордость свою бередить. Но не гнать же посадника.

— Ты что, Ярослав, ладишься бежать, я слышал?

«Уже пронюхал», — подумал князь, а вслух молвил:

— А какое твое дело, Константин?

— Как «какое»? Я посадник, да и ты мне не чужой, чай. Должен я знать, что ты затеял?

— Слушай, Константин, хоть ты-то не лезь мне в душу.

— Эх, Ярослав Владимирович, один раз тебя побили, и ты уж жить струсил.

— Добрынич, уйди подобру, не заставляй тебя гнать со двора.

Посадник ушел, но тут же разослал по Новгороду подвойских звать вятших людей на малое вече в подворье архиепископа. Большое вече сбирать не решился, там мизинные горлопаны лишь мешать будут.