Тогда ни одна мать не кивнет на меня: «Наших отбираешь от нас, а своих лелеешь». Княжич должен все пройти — и коня, и меч, и книгу с молитвой. Вон Рогнеда к Ярославу уже трех иноземцев приставила, языкам чужим учить. Умница.
Они вошли в просторную светелку, где за большим длинным столом на лавках сидело десятка два отроков. Занимался с ними Анастас. Увидев входящего князя, Анастас сказал повелительно:
— Встаньте, отроки. К нам пожаловал великий князь Владимир Святославич.
Ученики встали, отложив перья и писала.
— Ну здравствуйте, отроки, — сказал князь, обходя вкруг стола. Остановился возле Мстислава, сидевшего с краю; взъерошил ему волосы, спросил:
— Чему научился, сын?
— Кириллицу выучил.
— Молодец. А сейчас что учили?
— Молитву ангелу-хранителю.
— Ну-ка прочти.
— Прямо сейчас? — удивился мальчик и взглянул вопросительно на учителя. — Отец Анастас, можно?
— Раз князь просит, сын мой, читай. Тем паче он твой родной отец.
— Ладно, — согласился Мстислав и, сморщив лоб, видимо вспоминая, начал не спеша: — «Ангел Христов святый, к тебе припадая, молюся, хранителю мой святый, приданный мне на соблюдение души и телу моему грешному от святого крещения, аз же своею леностью и своим злым обычаем прогневах твою пречистую светлость и отгнах тя от себе всеми студными делы: лжами, клеветами; завистью, осуждением, презорством, непокорством, братоненавидением и злопомнием, сребролюбием…»
На лице Владимира отразилось нескрываемое удовлетворение. Владимир взглянул на Анастаса, встретился с его взглядом, исполненным гордости за ученика, кивнул ему поощрительно, мол, славно научил отрока. Тот взглядом же ответил: стараюсь, князь.
А Мстислав меж тем, словно палочкой по заплоту, отстукивал:
— «…молюся, ти припадая, хранителю мой святый, умилосердися на мя, грешного и недостойного раба твоего Мстислава, буди мне помощник и заступник на злато моего сопротивника, святыми твоими молитвами, и царствия Божия причастника мя сотвори со всеми святыми всегда, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
Мстислав глубоко и жадно вздохнул, словно читал молитву на одном дыхании.
— Ай молодец, сынок, — сказал Владимир с искренним удовлетворением. — Порадовал отца, порадовал.
И неожиданно поцеловал отрока в макушку. Тот дернулся, залился румянцем, видно, застыдился товарищей.
— Ну а как наш Константин Добрынич? — спросил Владимир, подходя к своему сродственнику.
— Он тоже успешник, — сказал Анастас, — особенно в писании.
— Читать? — спросил мальчик, поднимая глаза на князя.
— Не надо, сынок. Я верю, что ты успешник. Я ведь за тобой пришел.
— За мной?
— Надо тебе, Константин, домой ехать к отцу.
— Домой? В Новгород! — радостно воскликнул мальчик и чуть не подпрыгнул от восторга. — А когда?
— Завтра же отъедете с кормильцем. А ныне досиди уроки.
— Спасибо, князь. Великое спасибо, — лепетал отрок, решивший, что князь по своей милости отпускает его. А он так соскучился по дому, по матери, по отцу.
Когда они вышли из училища, князь вздохнул горько:
— Язык не повернулся сказать ему.
— И правильно, Владимир Святославич, успеет еще наплакаться. Зачем ему дорогу омрачать? Пусть хоть в пути еще порадуется, может, это будет его последняя детская радость. И не надо говорить. И кормильцу его тоже. Приедут в Новгород, узнают.
На том и порешили. |