Священников на берегу было много, и всем пришлось изрядно потрудиться. Вручая крест, надо было показать вчерашнему язычнику, как надевать его, как креститься, что говорить при этом. Тут уж не до молитвы было, пусть начала ради хоть два слова запомнит:

— Так и молви, сын мой, «Господи, помилуй» и эдак крестом себя осеняй. Да не так, а вот этак. Следующий…

Солнце перевалило за полдень, когда наконец-то, благословив последних новокрещенцев, вздохнули епископы от труда праведного. Сходились в кучку, крестились, поздравляли друг друга с окончанием великого дела.

Подошел великий князь Владимир Святославич в сопровождении своих милостников.

— Ну спасибо, святые отцы, за великий почин. Идемте ко дворцу, чай, меды да брашно заждались нас.

И направился в гору к воротам. За ним гурьбой последовали златоплечие иереи. Владимир Святославич взглянул ненароком вверх на забороло, увидел там меж заостренных бревен головенки сыновей и жен своих, приветно помахал им рукой.

— Наконец-то своих заметил новоженец наш, — молвила ехидно Мальфрида.

Княжичи в ответ дружно замахали отцу руками, закричали вразнобой каждый свое. Но ни одна княгиня и головой не кивнула. Правда, Адиль исподтишка чуть ладошкой махнула, и то у самого своего уха: не то другие княгини заметят. Надеясь, что новоженец еще до ее отъезда в опочивальню к ней наведается. Уж ее-то, такую мяконькую, не забыть этому женолюбцу.

Варяжко-пестун

Варяжку-дружинника позвали к великому князю. Не на пир — на разговор. Вызов этот ему не по сердцу. Он не забыл, как когда-то позвал Владимир к себе князя Ярополка, тоже вроде бы на разговор. А вышло — на смерть.

Однако делать нечего, отправился Варяжко во дворец, вздев под кафтан на всякий случай кольчужку. Меч не взял, все равно с ним к князю не пустят, но нож-засапожник сунул за ноговицу.

Великий князь сидел в сенях на своем стольце, там же было несколько его милостников, среди них корсунец Анастас, в свое время помогший Владимиру овладеть Корсунем, и воевода Блуд, видеть которого Варяжко не мог спокойно, презирал, как подлого пса.

Варяжко поклонился великому князю:

— Звал меня, князь?

— Звал, но не на рать, — усмехнулся Владимир, заметив у вошедшего под кафтаном рябь кольчужки. — Для разговора звал тебя, Варяжко.

— Я слушаю, князь.

— Княгиня Арлогия просит тебя, Варяжко, в пестуны ко княжичу Святополку. Пойдешь?

— Как прикажешь, великий княже. Я ныне в твоей воле.

— Не хочу тебя нудить, хотя другому бы приказал, да и вся недолга. Но тебя… Все на меня серчаешь?

Варяжко пожал плечами: как хочешь, так и понимай.

— Серчаешь, вижу, — вздохнул Владимир, — за то и уважаю тебя, что о верность господину своему, даже покойному, хранишь. Не то что некоторые…

При последних словах заелозил на лавке Блуд, и Варяжко подумал: «Знает кошка, чье сало съела». А Владимир продолжал:

— Я решил отпустить тебя, Варяжко, со Святополком. Знаю, тебе приятно будет служить сыну господина твоего. Знаю, не запирайся.

Варяжко и не думал запираться.

— А то ты, примечаю, волком на воеводу смотришь, того гляди убьешь.

— Не хочу я об него руки марать, — побледнев, отвечал Варяжко, понимая, что ответ его дерзок и может рассердить великого князя. Но Владимир расхохотался:

— Ай уел он тебя, Блуд. Уел.

— Ничуть, — отвечал воевода. — Собака лает, ветер носит.

— Побольше б мне таких собак, — сразу посерьезнел Владимир.