— И как ты намерен защищаться, хозяин? Клодий тебе не страшен. Тебе всегда поможет твой друг Милон, а его банда ничуть не меньше банды Клодия. Но Помпея тебе не победить. Сам говоришь, что даже патриции, заседающие в сенате, ничего не могли с ним поделать.

Надо признать, для раба этот мальчишка на удивление здраво судил о политике. Внезапно мне пришло в голову, что наше фамильное поместье в Беневентуме — не такое уж скучное место, как мне казалось раньше. Возможно, укрывшись там на какое-то время, я поступлю весьма разумно.

— Я так думаю, лучше тебе не ссориться с Помпеем, господин, — закончил свои рассуждения Гермес.

— Я вовсе и не имел намерений с ним ссориться, — заметил я. — Проблема в том, что я понятия не имею, каким поступком заслужил его ненависть — если только он действительно ненавидит меня столь сильно, что даже пытался отравить. Одно могу сказать точно — никогда прежде он меня не замечал. Почему же сейчас вдруг решил удостоить мою скромную персону своего лестного внимания?

— Ты ведь знаменит тем, что можешь любого вывести на чистую воду, верно? — спросил Гермес. — Вытащить наружу правду, которую люди предпочитают спрятать. Так, может, Помпей совершил или собирается совершить нечто такое, о чем никто и никогда не должен узнать.

— Гермес, ты поражаешь меня своей сообразительностью, — признался я.

— Я же говорил тебе, что на сытый желудок голова у меня варит намного лучше.

Расследуя любое преступление или заговор, неизбежно сталкиваешься с множеством людей, которые действуют, исходя из самых разных соображений. Поначалу все эти хитросплетения приводят тебя в замешательство. По мере того как фактов и свидетельств в твоем распоряжении становится все больше, голова от них и вовсе начинает пухнуть. Но со временем расследование входит в завершающую стадию, когда каждый добытый факт, подобно звену цепи, точно становится на свое место, не запутывая, а проясняя общую картину. То, что прежде приводило тебя в недоумение, начинает обретать смысл. Я чувствовал, что наконец достиг этой финишной прямой. Моя покровительница, неутомимая муза сыска, витала надо мной, помогая распутать клубок злодеяний, где сплелись воедино жестокость и политические амбиции.

А может, я просто находился под воздействием винных паров?

12

Рим был украшен, как для великого праздника; повсюду сверкала свежая позолота, куда ни бросишь взгляд, пестрели цветочные гирлянды. На головы бронзовых статуй, изображающих прославленных героев прошлого, водрузили свежие лавровые венки, дабы они тоже участвовали в триумфе. Около всех святилищ, даже тех, что были посвящены незначительным божествам, курили фимиам. Что касается величайших богов, покровителей и защитников Рима, их изображения проносили по улицам в богато разукрашенных носилках, причем каждая подобная процессия собирала толпы участников.

Сердце мое радовалось всякий раз, когда я видел свой город в столь пышном убранстве, даже если причиной тому был триумф человека, к которому я и не питал симпатий. Радость, владевшая разгуливавшей по улицам толпой, невольно передалась и мне. Отовсюду доносилось ликующее пение, хозяева винных лавок потирали руки, собирая щедрую выручку. В этот день были отменены все работы, и крестьяне, вместе с жителями маленьких окрестных городов, хлынули в Рим. В школах не было занятий, и ошалевшие от восторга дети вприпрыжку носились по тротуарам, оглашая воздух визгом и воплями.

Приподнятое мое настроение отравляла лишь мысль о том, что утро мне придется провести в театре Помпея, отчаянно скучая на представлении какой-то занудной греческой трагедии и воздавая, таким образом, дань старой античной культуре.