Изменить размер шрифта - +
И не вздумай по дороге развернуть салфетку и сожрать угощение. Если ты доставишь сверток в целости и сохранности, Катон обязательно с тобой поделится.

— Зачем мне разворачивать этот сверток? — пожал плечами Гермес. — Меня здесь накормили до отвала. Куда лучше, чем в твоем доме.

— Не сомневаюсь. А теперь скажи, ты знаешь, где живет Милон?

— Все в Риме это знают.

— Тогда отнеси сверток домой и отправляйся к Милону. Я буду там. Подождешь меня в атрии. Только не вздумай заводить дружбу с его слугами. Такое знакомство не принесет тебе пользы.

Гермес просиял, словно предвкушая большое удовольствие.

— Будет сделано, господин! — выдохнул он.

То, что я сенатор и представитель славного семейства Метеллов, не имело для мальчишки никакого значения. А вот то, что я друг главаря городской банды Тита Милона, бесконечно возвышало меня в его глазах.

Я был рад возможности пройтись в одиночестве и обдумать все то, что мне удалось узнать. Часто, когда я чувствую, что в голове у меня теснятся какие-то смутные соображения и догадки, я позволяю ногам нести меня куда угодно, и вскоре мысли мои приходят в порядок, а иногда меня даже посещают счастливые озарения. Порой ноги сами приводят меня к месту, где разрешаются мучившие меня проблемы. Я не раз задавался вопросом, почему так происходит, и решил, что мне помогают мелкие божества, чьи святилища расположены на перекрестках дорог. Все эти божества являются покровителями Рима, и неудивительно, что они с таким сочувствием относятся к моей сыскной деятельности. Ведь неизменная цель всех моих усилий — покой и благоденствие нашего древнего города.

Сначала я размышлял о том, какими печальными последствиями чреваты политические игры таких авантюристов, как Цезарь, Красс и Помпей. Потом принялся вспоминать встречу с Юлией. Во время нашего разговора она сказала нечто такое, что показалось мне странным. Но, когда я находился рядом с ней, мой разум постоянно подводил меня, и теперь никак не мог вспомнить, что именно в ее словах так удивило меня. Утомившись от бесплодных усилий памяти, я вновь обратил свои помыслы к Крассу и Цезарю.

Красс был невероятно богат, но ни в малой степени не обладал талантом военачальника, необходимым для успешной политической карьеры. Бытует мнение, согласно которому успеха в политике способен добиться лишь тот, кто уже стяжал славу на полях сражений, захватив богатые трофеи. Красс ничем подобным похвастать не мог, ибо его военный опыт был весьма незначителен. Он принял участие в одной-единственной кампании — подавлении восстания рабов под предводительством Спартака.

Вполне возможно, что из всех врагов, когда-либо угрожавших Риму, именно Спартак был самым опасным. Но при всем своем уме и хитрости он был рабом, и все, кто пошел за ним, тоже были рабами. В армии рабов Рим отказывался видеть достойного противника. На свою беду, Красс, в распоряжении которого оказались безупречно вымуштрованные легионы, избрал благоразумную тактику неспешного маневра. В результате он одержал над врагом полную победу, понеся при этом весьма незначительные потери; но победа эта, лишенная внешних эффектов, не возбудила у публики особых восторгов. Помпей, по своему обыкновению, прибыл из Испании уже после того, как исход кампании был предрешен, разогнал последние отряды падших духом рабов и вошел в историю как победитель. Красс никогда не простил ему этого. Теперь он ожидал нового случая завоевать лавры полководца. Однако в том, что он сумеет воспользоваться таким случаем, у меня не было никакой уверенности.

Что до Цезаря, он представлял для меня неразрешимую загадку. То был человек с огромными возможностями, за всю свою жизнь не сделавший ровным счетом ничего. Аристократ, происходивший из одной из самых знатных патрицианских семей, он из кожи вон лез, заискивая перед чернью. При этом на протяжении целых двадцати лет, когда весь Рим пресмыкался перед Суллой, Цезарь оставался в стане Мариев.

Быстрый переход