— Мы не германцы, государь, — возразил Флезуар, — мы вольные люди. Как могу я рубить голову глупому мальчишке за то, что он просто хочет быть первым в бою? У него есть право проявить себя.

— Из-за десятка таких неугомонных мальчишек мы потеряли несколько сотен прекрасных бойцов. Вспомните сражение у Бычьего Брода. Мы продумали всё до мельчайших деталей, заманили передовой отряд саксов в ловушку, но в последний момент какой-то сопляк, возомнивший себя героем, ринулся вперёд, вопя, что он отомстит за своего отца… Мало того, что он сам погиб без всякой пользы для дела, он и наши отряды обнаружил, не дав саксам подойти достаточно близко!.. Если такое повторится, я буду рубить головы не только виновникам, но и командирам. Больше предупреждать не стану.

За круглым столом вождей нависла тягостная тишина.

— Государь, — с трудом заговорил Хыддун после продолжительного молчания, — чем же мы будем отличаться от саксов, если обратим оружие против своих же?

— Хватит жалеть глупцов! Мы потеряем всё, если не избавимся от груза глупости! Вы не успеете опомниться, как наша страна исчезнет… Всё начинается с дисциплины и заканчивается дисциплиной. Порядок — вот моё знамя. Об этом я твердил всегда.

— Порядок и жестокость не есть одно и то же, — возразил Хыддун.

— Ответь мне, славный Худдун, — Артур подался вперёд всем телом, — что ты сделаешь с человеком, который убил твоего брата?

— Убью.

— А в результате выходки некоторых молокососов погибли чьи-то братья. Заслуживают ли прощения эти сосунки? Молчишь? А вот я не в силах молчать… Меч верховного правителя — не игрушка! Наши планы разваливаются из-за глупости безмозглых тварей, а не из-за прозорливости врага! Сейчас мы ещё держимся, но скоро начнём отступать! Подумайте хорошенько, нужна ли нам прежняя «вольная» война… Или пора взяться за ум? Если предпочитаете воевать по старинке, то я сложу с себя власть, ибо нет ничего хуже и смешнее, чем властитель, не способный справиться со своеволием вассалов.

Опять наступила тишина.

Артур поднялся и подхватил рукой свой красный плащ. Вожди остались сидеть на своих местах. Сверху, сквозь плотную соломенную крышу, донеслось карканье вороны. Артур молча пошёл к воротам крепости.

Поднявшись по лестнице на башню, он задумчиво поглядел туда, где по настоянию Мерддина был сооружён большой каменный крест. Перед крестом пылал костёр, неровно освещая могучую крестовину и сидевшего у основания креста друида.

— О чём думаешь, брат? — спросил Артур, вернувшись мыслями в крепость, и посмотрел на стоявшего рядом дозорного. Это был средних лет мужчина с ясными голубыми глазами, весь в бороде, с косами на висках. — Что нас ждёт?

— Только победа, государь, — натянуто улыбнулся дозорный.

— Победа над кем? Над чем?

Тот пожал плечами в ответ.

— А что ты скажешь, друг, — продолжил Артур, — если я признаюсь тебе, что не верю в победу, потому что не верю в себя…

— Не может такого быть, государь. Ты знаешь всё.

— Даже Мерддин не знал всего, — возразил Человек-Медведь.

Артур пробудился внезапно. Ночь наполняла спальню густой тьмой, только из окна струился едва уловимый лунный свет, падая на край кровати. На кровати кто-то сидел, укутанный с головой в длинный кусок грубой ткани. Голубоватый свет луны чуть прорисовывал неподвижный контур головы, ссутулившейся спины и складки ткани. В первое мгновение Артур решил, что это Гвиневера проснулась и, одолеваемая бессонницей, размышляла о чём-то.