Нужно позволять себе и плотские радости, иначе можно потерять силу для служения Богу. — Его похотливый взгляд опять вернулся к Элизабет. — Мадам, можно осчастливить нового белокурого ангела, всего на часок?
— Сегодня воскресенье! — отрезала Эльза.
Викарий отвернулся.
— Я знаю, Господь запрещает или, по крайней мере, епископ, — поправился он. — Откуда мы можем знать, о чем думает Господь на небе?
Хозяйка борделя подбоченилась:
— Для меня важнее, что думает епископ или староста, потому что он точно доставит мне неприятности, если я вопреки запрету пущу вас в свой дом в святой день! Как вы думаете, что произойдет, если вас здесь застанет за кувырканием палач?
Викарий умоляюще посмотрел на нее.
— Прошу вас, мадам. Я готов заплатить больше, чем обычно. — Он порылся в своем кошеле и протянул ей две соблазнительно блестящие монеты. Казалось, блеск металла отразился в глазах мамочки. Самой большой слабостью Эльзы были деньги и украшения. Она протянула руку и выхватила монеты из рук викария.
— Хорошо, только поторопитесь. Вы пойдете в мой дом напротив.
— Можно мне белокурое дитя?..
— Нет! Мара, пойдешь ты!
Изящная девушка сняла чепчик, распустив каштановые волосы, и пошла, виляя бедрами, к викарию. Подхватив его под руку, она потащила патера с лавки.
— Пойдемте со мной, викарий. Вы не будете сожалеть о своем прегрешении! А позже сможете исповедаться.
Викарий бросил на Элизабет еще один полный сожаления взгляд и последовал за Марой. Элизабет смотрела им вслед, открыв рот. Что здесь происходит? Это не дом общества богобоязненных женщин? Как она ни силилась, ей в голову не приходило никакого оправдания того, что она здесь услышала и увидела. Куда она попала? Элизабет посмотрела на Эльзу, но та вместо объяснений отвернулась.
Мамочка велела девушкам убрать со стола и помыть посуду. Элизабет молча, потупив взгляд, помогала. Она не могла решиться спросить у других девушек. Прежде чем она под строгим контролем мадам вымела грязное сено и вынесла его в выгребную яму, вернулась Мара и помогла разложить новое. Викария нигде не было видно. Наверное, он вернулся в монастырь Хауг.
Несколько раз Элизабет пыталась спросить Мару, что произошло между ней и священнослужителем, но очень боялась услышать ответ. Как ей смотреть в глаза, спрашивая о таких вещах? Поэтому она украдкой наблюдала за Марой. Та казалась еще более легкомысленной, чем прежде, смеялась и спорила. Как это возможно? Стеснение в груди Элизабет прошло. Должно быть другое объяснение, почему у Мары на лице нет признаков стыда! Только Элизабет в голову ни одно не приходило. Но скоро ей об этом расскажут другие.
Остаток дня девушки провели в тени груш, праздно валяясь в траве. Это был замечательный весенний день. Они болтали или дремали, пока мамочка не позвала двух из них готовить ужин. С наступлением темноты они вместе съели густой суп из капусты, свеклы и лука с копченой колбасой. Затем Эльза отправила девушек спать и забрала лампу. Это была вторая ночь Элизабет в доме мадам. Когда она уснула, ей было тепло и уютно, как будто здесь ей было и место. Она не догадывалась, как скоро это чувство исчезнет.
Глава 3
Понедельник прошел в работе по хозяйству и болтовне. Девушки снимали грязные простыни с кроватей и застилали продавленные соломенные матрацы свежими. Затем они носили воду из колодца и, добавив туда щелочь, стирали простыни и одеяла в больших кадках перед домом. Грет, сняв обувь, топтала замоченные одеяла в овальном корыте. Анна и Мара ополаскивали их, а Жанель и Элизабет выкручивали. Марта напевала что-то под нос, развешивая простыни на заборе.
Хотя солнечные деньки минули, все же, несмотря на тучи, которые ветер весь день гонял над Майном, было достаточно тепло, чтобы работать на лужайке, а не в темноте душного дома. |