– И что же это за единственный обет, если ты не откажешься рассказать мне?

– Я никогда не был близок ни с мужчиной, ни с женщиной. Хотя когда я был ребенком… – возмущенное лицо Торрильдо всплыло в памяти при этих словах, но он отверг попытку самообвинения.

Красный Дьякон расхохотался.

– Значит, ты в одиночку нарушаешь обет целомудрия? – но, увидев, как изменилось лицо Чернозуба, торопливо добавил: – Прости мне эту шутку. Я серьезно спрашиваю тебя – хочешь ли ты навсегда покинуть это место?

– Навсегда?

– Ну, по крайней мере, на очень долгое время, какие бы причины ни выдвигал орден, если захочет заполучить тебя обратно и ты сам этого захочешь.

– Мне некуда деваться, милорд. Поэтому я и вернулся со Столовой горы.

– Аббат отпустит тебя вместе со мной в Валану, но ты должен пообещать мне беспрекословное подчинение, а мне придется поверить твоему обещанию. Ты еще не обретешь статус мирянина. Ты будешь моим слугой.

И снова Чернозуб разразился слезами.

– Итак, теперь или никогда, – сказал кардинал.

– Обещаю, – задохнулся Чернозуб. – От всей души обещаю повиноваться вам, милорд. Коричневый Пони встал.

– Прости – что значит «от всей души»? Тебе не будет позволено решать за себя. В таком случае ты даешь неполноценное обещание. Нет, так не пойдет, – он направился к дверям трапезной.

Рухнув на пол, Чернозуб пополз за ним, хватаясь за подол кардинальской сутаны.

– Клянусь, как перед Богом, – задыхался он. – Пусть Святая Богоматерь отвернется от меня, пусть все святые проклянут меня, если я нарушу обещание. Я обещаю повиноваться вам, милорд. Обещаю!

Кардинал бросил на него презрительный взгляд.

– Хорошо. В таком случае вставай и иди со мной, брат Подхалим. Вот сюда. Дай‑ка руку. В эту дверь. Встань лицом к ним, Чернозуб. Итак…

Дрожа, как в лихорадке, Чернозуб вошел в трапезную, сделал несколько шагов к столу аббата, увидел их лица и потерял сознание.

Он пришел в себя от звука голоса, говорившего: «Когда он очнется, дайте ему вот это, отче». Это был брат‑хирург.

– Хорошо, идем глянем на других пациентов, – сказал настоятель Олшуэн.

– Я уже очнулся, – произнес Чернозуб, в свете канделябра увидев, что он единственный обитатель палаты на троих.

Брат‑хирург вернулся к его постели, пощупал лоб и протянул стакан зеленовато‑молочной жидкости.

– Что это?

– Вытяжка из коры ивы, тинктура листьев конопли, маковый сок, алкоголь. Ты не так уж и болен. Завтра, если хочешь, можешь возвратиться в свою келью.

– Нет, – возразил настоятель. – Мы должны привести его в полный порядок, чтобы через три дня он смог двинуться в дорогу. В противном случае мы будем возиться с ним, пока не представится очередная оказия в Валану, – он повернулся к Чернозубу, голос у него был холодным – Ты останешься здесь. Еду тебе будут приносить. Ты не будешь говорить ни с кем, даже со старшими. Если кто‑то из братьев заболеет и ему понадобится одна из этих коек, ты вернешься в свою келью. Когда ты покинешь нас, возьмешь с собой свой требник, четки, туалетные принадлежности, сандалии и одеяло, но обменяешь его у послушника. Ты будешь находиться в полном распоряжении своего благодетеля, кардинала Коричневого Пони, без вмешательства которого ты был бы отлучен от церкви и изгнан из ее лона. Это ясно?

Чернозуб, глядя на человека, который в юности был его учителем и защитником, лишь кивнул.

– Тебе есть еще что сказать нам?

– Я хотел бы исповедаться.

Настоятель нахмурился, готовый отрицательно покачать головой, но потом сказал:

– Подожди, пока медицина не разрешит.