Все равно ведь все качают, размышляла Эва, и в этом нет ничего плохого. Можно устроить миллион кампаний против пиратов, и все пойдут псу под хвост, ведь поляк не дурак, и он знает, когда у него чего отбирают. Девушка и не предполагала, что ее бизнес когда-нибудь могут и прикрыть, поскольку она не понимала: что должно случиться, случится обязательно. Понятное дело, история выплыла наверх, и потому Эву выгнали.

Полицейский, устроивший провокацию, договорился с хозяином кафе, так что дела, собственно, и не было; в конце концов, мусор он тоже человек и понимает, что жить как-то надо. Кафешка осталась в живых, а полицейский залатал дыру в домашнем бюджете, владелец крыл матом, не понимая того, что вышел на ноль. Дело в том, что размер взятки до копейки совпадал с суммой, которую Эва заработала, продавая носители. Именно такие мелкие чудеса и случались во Вроцлаве той весной.

Эву выгнали, весьма деликатно, что для нее было еще болезненнее. Она услышала:

— Каждый желает заработать, и я тебя понимаю, если бы был на твоем месте, наверняка делал бы то же самое. — И не сказал: — Эвуня, ну пойми меня, ведь тот тип еще вернется; если он тебя увидит, то коньки отбросит, я и так едва выкрутился. Эва? Эва?

Теперь девушка сидела и рыдала, злясь на саму себя. Она размышляла над тем, что следует сделать. Такие как она девушки не пропадают, через неделю-две найдется работа получше, а если даже и не найдется, она сама вотрется в чей-нибудь бизнес, и все будет хорошо. Речь идет как раз об этих двух неделях без цели и смысла, беготни за какой-то денежкой и нахождения самой себя посредством денег. Это еще больше времени, проведенного в пустой квартире, больше посещения знакомых и выслушивания того, что они имеют сказать.

А сказать им было нечего.

Так она и сидела, охваченная впечатлением, будто бы шкура сходит с нее целыми кусками, было больно, в связи с чем Эва попробовала подняться. Не удалось. Ничего, сейчас она уже пойдет, пускай город ее увидит. Но увидел ее кто-то другой. Поначалу это была только тень, закрывшая солнце, а Эва все еще закрывала лицо руками.

Она подняла голову и увидала психа, которого видала раньше. Человек с татуировкой на лице.

— Что с тобой, девушка? — спросил он.

Эва вздрогнула и опять расплакалась.

Если бы не татуировка, грязь и дрожащие губы, если бы не отросшие ногти и шиза в глазах, парень выглядел бы вполне нормально. Вдруг он напрягся, чтобы тут же расслабиться, а потом уже лишь просверливал Эву Хартман обезумевшим взглядом навылет.

Адам Чечара увидел ее всю.

* * *

Михал с Малгосей сидели на полу под кухонной раковиной. Малгося, положив подбородок на колени; Михал — по-турецки, с сигаретой в зубах. Между ними стояла полная банка «живца». Они перекатывали ее один другому.

— Обезьяна ты и все, — заявила Малгося. — Макака.

— Э-э, она ведь даже и не человекообразная.

— Ну что, нужно было тебе так вести?

— Ты знаешь, — придержал Михал банку, — я и не ожидал, что меня будут обсыпать розовыми лепестками, но мне казалось, что, по крайней мере, вроцлавяне, если кого уж к себе приглашают, то пытаются быть милыми.

— Они пробовали.

— Хорошо еще, что не оплевали меня всего.