— Но вы редко бываете неблагоразумны.
Однако смягчить Марию оказалось не так-то просто.
— Я и подумать не могла, что письма увидит кто-то, кроме герцогини.
Сердце Софьи оборвалось.
— Значит, их видел кто-то еще?
— Ты вовсе не обязана при каждом случае напоминать, какой безрассудной дурочкой я была. Понимаю, ошибок наделала немало.
— Хорошо. — Софья сделала глубокий вдох и постаралась успокоиться. — Если я правильно поняла, в этих письмах содержатся сведения, которые могли бы повредить царю?
— Все гораздо хуже. Враги царя, если завладеют ими, смогут уничтожить его.
— Уничтожить? — изумилась Софья. — Не может быть. Вы конечно же преувеличиваете?
— Если бы…
— Матушка?
Мария грациозно опустилась на стул с мягким, обшитым парчой сиденьем. В утреннем свете под глазами у нее обозначились тени, а пухлые губы словно оказались заключенными в скобки морщин.
И все мелодраматические намеки на близящуюся опасность померкли на фоне этой страшной картины.
— Править такой страной, как Россия, дело необычайно тяжелое. — Мария понизила голос. — Здесь всегда зреют волнения, здесь измена — едва ли не любимая игра дворянства, но в последние годы положение заметно изменилось к худшему. Александр много путешествует по миру, и трон слишком долго остается незанятым. Такое положение вещей подталкивает врагов к новым заговорам.
— Их и подталкивать особенно не требуется.
— Возможно, но эти люди смелеют буквально с каждым днем.
Софья облизала пересохшие губы.
— И в тех письмах есть нечто такое, что даст врагам Александра Павловича оружие против него?
— Да.
— И что же… Мать повелительно подняла руку:
— Не спрашивай меня, Софья.
Первым ее побуждением было потребовать ответа. Если уж ей придется расхлебывать кашу, что заварила мать, то разве не заслуживает она знать правду?
Но, немного подумав, Софья пришла к мудрому заключению, что делать это не стоит, и слова, уже готовые сорваться с губ, так и не прозвучали.
Она любила Александра Павловича и питала к нему глубокое уважение, но прекрасно понимала, что он всего лишь человек, со своими слабостями и недостатками. А еще ей всегда казалось, что императора окружает аура меланхолии, словно он носит в себе некую тяжелую тайну.
Так ли уж она хочет знать, какая именно тайна породила такую печаль?
— В таком случае, матушка, вам нужно написать императору и предупредить его о грозящей опасности. Император непременно пожелает вернуться в Петербург.
— Нет, — отрубила княгиня.
— Но правду скрыть невозможно.
— Именно это я и должна сделать.
Софья нахмурилась, отказываясь верить в то, что мать может быть настолько себялюбивой.
— Вы готовы подвергнуть Александра Павловича опасности только потому, что не желаете признаться в собственном неблагоразумии?
Темные глаза раздраженно блеснули.
— Боже мой, неужели ты ничего не замечала в последние месяцы?
— Вы имеете в виду бунт?
— Александр очень расстроен.
Мария поднялась, прошла по полированному полу. На лице ее явственно проступило выражение крайней озабоченности. — Он всегда считал Семеновский полк самым верным и предательство воспринял как удар кинжалом в сердце. Мне страшно за него. Он такой впечатлительный. Я не уверена, что он переживет то, что сочтет еще одним предательством.
— Мы все желаем ему добра и здоровья, но он — император, — мягко напомнила Софья. |