Выглядела церковь еще более сиротливо, чем в те временна, когда отец Джона служил в ней пастором.
Рядом стоял дом проповедника местной церкви, где родился Джон, с небольшим палисадником, выходившим на берег реки. Офицер сразу заметил, что ветвистое дерево, на которое он взбирался, воображая себя Тарзаном, срубили. Исчез и старый дровяной сарай, где он подолгу просиживал в наказание за проказы и детские невинные шалости.
У Джона сжалось сердце при воспоминании о воскресных службах своего детства. Чисто вымытый, в накрахмаленной рубахе, он часами покорно сидел на холодной жесткой скамье у кафедры, боясь вызвать отцовский гнев.
Да, он жил неправедно: нарушил слово, данное человеку, которого считал лучшим из людей, принес несчастье единственной женщине, способной дать ему душевный покой и умиротворение.
Дождь барабанил по крыше его малолитражки. Он вставил ключ в замок зажигания и оцепенел: менее чем в квартале от него несколько человек несли гроб, задрапированный национальным флагом, к траурному катафалку.
Джон чуть не потерял сознание, увидев, как из церкви появилась Бетси. Ее вел под руку господин в черном. Она остановилась, маленькая фигурка была наполовину скрыта под черным зонтом, который почтительно держал ее спутник.
Непокорные золотисто-рыжие волосы Бетси, в их густые пряди так любил запускать пальцы Джон, теперь были гладко расчесаны и закручены в аккуратный пучок на затылке над гладкой белой шеей. Под элегантным черным костюмом угадывалась расцветшая женщина.
Джон сжал руль, замерев от неожиданности и очарования, исходившего от «новой» Бетси. Его легендарная выдержка подверглась тяжкому испытанию.
В двадцать лет он игнорировал такие святые понятия, как честь, достоинство, верность данному слову. В ту пору Джон думал только о себе, об удовлетворении страстных порывов своей плоти.
В то последнее лето Бетси было всего шестнадцать лет: очаровательная, полная молодой энергии, заливисто смеявшаяся от неосознанного еще счастья — просто жить, девушка уже обладала качествами незаурядной личности.
К тому времени Джон жил в ее семье уже шесть лет и относился к ней как к докучливой, несмышленой младшей сестренке. Но в одно прекрасное утро он проснулся и, к своему великому изумлению, обнаружил: вспыльчивая златокудрая проказница, способная дать сдачи любому нахалу, незаметно превратилась в пленительную девушку с развитыми формами, пухлыми, красиво изогнутыми губами, которые хотелось бесконечно целовать…
До сих пор еще, хотя прошло столько лет, он помнит испуганные глаза Бетси, когда она осознала, что произошло между ними в ту весеннюю ночь у реки, под небом, усыпанным мерцающими звездами.
Наблюдая, как Бетси направляется к поджидавшему ее лимузину, Джон почувствовал сильный озноб. Мужчина может многое изменить в своей жизни, если того потребует судьба, и Джону Стэнли удавалось совершать такие виражи. Но никому не дано изменить прошлое. Джон вспомнил заповедь отца — старого пастора — о людях неправедных: как же он был прав! Но пора было уезжать. Джон завел мотор, машина двинулась вперед… Скорбный катафалк, одетая в глубокий траур Бетси — все промелькнуло, как в кадре фильма. Он мчался подальше от своего прошлого, воспоминаний, разрывающих сердце. Его смятенная душа так и не знала покоя все эти двадцать лет…
Двери большого старинного дома распахнуты. Кто-то фальшиво напевал в микрофон печальную песенку, слышался резкий неприятный смех явно подвыпившей женщины. Весьма странные поминки по трагически погибшему пожарнику, с сожалением подумал Джон, коснувшись своей изуродованной ладонью створки полуоткрытой двери.
— Вы входите или выходите? — раздался ворчливый голос за его спиной.
— Вхожу.
В холле было почти столько же народу, как и в гостиной: и молодые, и старики, и люди средних лет. |