До меня тут работал парень, так, говорят, до сих пор лежит в больнице. А что удивляться? У их предков денег – как у дурака махорки. Могут купить все, что угодно. И суд, и милиц… гм-гм… ну, в общем, все и везде у них схвачено, за все заплачено.
– Ну а тот, что исчез, тоже из злыдней? – поинтересовался Лев.
– Нет, этот был мальчонка неплохой. – Дмитрий изобразил мину безусловного одобрения. – Такой уважительный, дисциплинированный, неизбалованный… Если честно, то он вообще не был похож на миллионерского сынка. Пацаны, в принципе, его уважали и с ним считались. Но он все равно, вот не знаю почему, был среди них как белая ворона. Ну, понятное дело – американец! Вырос-то он в Штатах. У них, говорят, и миллионеры могут ходить по улице в драных джинсах. Не то, что у нас: чуть подзажирел – все остальные для него отстой и быдло. Эх, что ж это я разболтался?! Мне пора на свой пост, – кивнув на прощание, Дмитрий торопливо зашагал к проходной.
Распахнув полированную тяжелую дубовую дверь, сработанную хорошим краснодеревщиком, опера вошли в высокий, просторный холл, напоминающий какую-нибудь графскую гостиную. Под сводчатым, украшенным лепниной потолком висела большущая, чуточку аляповатая люстра, какие когда-то имели обыкновение вешать на столичных железнодорожных вокзалах. В углу темнел окруженный кованой решеткой зев камина, на второй этаж вела беломраморная лестница с перилами из дорогого дерева, украшенная резьбой и литыми фигурными бляхами из начищенной бронзы. Мрамор, мозаика, позолота, витражи, зеркала в роскошных рамах, ковры, дорогая мебель – все это выглядело несколько кричащим и даже крикливым. По холлу, протирая подоконники и карнизы, огромные вазы, установленные по углам справа и слева от входа, в форменной спецодежде ходила женщина средних лет.
– Здравствуйте. А как бы нам увидеть вашего директора? – спросил Лев, остановившись у порога.
– Здравствуйте… – женщина удивленно обернулась в их сторону. – Кабинет Эдуарда Вениаминовича на втором этаже. Идите вот по этой лестнице, там увидите.
Судя по интерьеру второго этажа, здесь на обстановку тоже не поскупились. Подойдя к двери со сверкающей табличкой «Секретарь», Гуров взялся за начищенную до блеска литую, антикварного вида ручку, но дверь неожиданно распахнулась, и он увидел перед собой молодую особу в наряде «от кого-то». Сияя приветливой улыбкой, та отступила назад, приглашая войти.
– Вы из уголовного розыска? – промурлыкала секретарша, одарив оперов загадочно-томным взглядом. – Проходите. Эдуард Вениаминович ждет вас.
– Благодарю, – сдержанно улыбнулся Гуров и пошел по дорогущему, яркому туркменскому ковру ручной работы к двери с табличкой «Директор пансионата „Гайавата“ Цирюльский Эдуард Вениаминович».
Стас, пробежав оценивающим взглядом по весьма недурным формам девушки, постарался изобразить на лице что-то дружелюбное и, сдерживая тягостный вздох, поспешил за Гуровым. В этот момент из директорского кабинета вышел моложавый, рослый брюнет в отменно сидящем дорогом костюме, который, видимо, на ходу завершая разговор с хозяином кабинета, бросил через плечо:
– Хорошо, хорошо, я сейчас же это проверю!
Затем брюнет стремительно проследовал мимо оперов и покинул приемную.
Несмотря на эту поспешность, Гуров успел заметить, с каким едким вниманием он покосился в их сторону. Брюнет явно не остался равнодушен к появлению двух незнакомцев. Впрочем, находясь у директора, он вполне мог знать, кто и зачем приехал в пансионат. Скорее всего, Цирюльского уже известили о прибытии сотрудников уголовного розыска. «Занятный малый… Он явно знает, кто мы такие, и это ему почему-то не нравится», – мысленно отметил Гуров, закрепляя в памяти всего лишь пару секунд виденные им черты лица брюнета. |