Но вот бесславно замерзать я не намерен. Постараюсь согреться ходьбой.
Мрачная слегка всхолмленная равнина наполнила душу тоской. Хотелось сесть на корточки и завыть волком на луну, которая красовалась на одной стороне небосклона, тогда как солнце и не думало покидать противоположную. Однако оба светила выглядели почти одинаково — бесцветно-белесые, тусклые, холодные. Лишь характерный серп месяца выдавал луну, иначе отличить их стало бы невозможно. Заплакать…
Нет! Я дракон и не должен поддаваться предательской слабости. Это всего лишь вражеская уловка, чтобы захватить меня врасплох. Но я не поддамся!
И я пошел неведомо куда бодрым строевым шагом.
Очень скоро море скрылось за очередным холмом. Вокруг расстилалось бескрайнее моховое поле. Тут и там отсвечивали черные лужицы-зеркальца убийственно холодной воды. Чахлые прутики торчали изо мха. Совсем некстати вспомнился ад Данте, в отличии от христианских басен поэт сделал ад ледяным. Может меня занесло во владения Сатаны?
— Нет, — откликнулся знакомый голос.
Я схватился за шею, превосходно понимая, что амулет — моя последняя надежда. Даже после всех трансформаций в лаборатории Задунайского мне не тягаться с хозяином здешних мест. Угадать бы только, в какую позицию его ставить. Ведь они окажут прямо противоположное действие, так что ошибка равносильна самоубийству.
В семи-восьми шагах передо мною прямо в воздухе показался темный силуэт. Постепенно уплотняясь, облачко превратилось в человеческую голову. Фельдмаршал! Попался…
Тонкие губы ехидно изогнулись.
— Вот мы и встретились.
— Заезженная фраза, — неприветливо ответил я. — Старо и банально.
— Не всем быть писателями.
— И умными тоже.
— Но себя ты к ним относишь.
— Конечно.
Голова кивнула.
— Если ситуация не отличается новизной, то даже умному человеку трудно придумать что-то новое.
— Как знать.
— Впрочем, не нов и заговор против начальника, — ехидно закончила голова.
— Вы всегда стояли на пути интересов службы. Дело превыше всего.
— Какое дело?
— Дело государственной безопасности.
— Я ожидал, что ты скажешь: государства.
— Софистика, — ощерился я. — Ненавижу.
— Меня или софистику?
— Обоих!
— Да, недооценил я тебя, — вздохнула голова. — Следовало бы уничтожить сразу, как только ты начал набирать силу. Впрочем, эту ошибку не поздно исправить и сейчас.
— Попытайтесь, — предложил я, трогая амулет и внутренне напрягаясь. Но при этом я не мог не любоваться собой: какая вежливость, какая выдержка! Не то, что этот хам.
— Однажды и тебе так же скажут: ты мешаешь делу.
— Нелогично. Если я сейчас умру, кто и когда скажет?
— Гипотеза.
— Если гипотеза, я отвечу. Я уйду сам, не цепляясь за кресло и погоны.
— Не уверен. Власть так сладка.
— Кончайте пустые разговоры, призрак.
Он ничуть не удивился и н стал протестовать.
— Ладно, ты сам хотел этого, — и зло сверкнул глазами.
И впервые я увидел фельдмаршала целиком. Высокий худой человек в длиннополой шинели. Мои первые впечатления оказались правильными
— он работал под Дзержинского. Не знаю, чем ему так приглянулся этот хладнокровный палач. Я сразу же ощутил присутствие огромной силы. Эта неведомая мощь — я никак не мог определить ее природу
— вызывала уважение и невольный трепет. |