Бреньк-клац…

Визг металла по металлу заставил ее содрогнуться. Каждый мускул тела сжался, но не последовало ни сокрушительного удара, ни треска костей…

Едва осмеливаясь дышать, Бет открыла глаза.

Фары, чуть ли не в дюйме от ее лица, мгновенно ослепили девушку.

Она отступила от резкого света, упала, потеряв равновесие, и села на землю. Сердце колотилось, как отбойный молоток. Постепенно глаза приспособились к ослепительному свету. «Что это? Поезд?»

Нет – не поезд, не совсем. Он выглядел как поезд, но какой-то анималистичный. Свисток казался воем, он был окутан шкурой спутанных проводов, а корпус покрывали струпья ржавчины и граффити. Катаракты битого стекла застилали окна. Большие дыры зияли в боку, будто продранные огромными когтями.

Поезд издал гидравлический фырк и нетерпеливо поерзал колесами.

Бет отползла на пятой точке, не отрывая от него взгляда, пока не почувствовала стену за спиной. Девушка поднялась – и замерла.

Фары следили за нею, как глаза подозрительного животного. Поезд снова издал звук, на этот раз более спокойный, с как будто бы вопросительной интонацией в конце, словно проявлял любопытство.

«Что ты?» Бет покосилась сквозь блики и полушагнула вперед. Поддавшись импульсу, она нерешительно прошла мимо его колес и похлопала по боку. Послышалось радостное ржание – звук удовольствия.

«Что я должна делать? – недоверчиво подумала она. – Почесать тебя за ушком? Где, черт возьми, у тебя уши, и как я должна их почесать, а?» Она призадумалась, не похоже ли это на серьезный нервный срыв. «Ты сломалась, – сказала девушка самой себе. – Этого не может быть по-настоящему».

Над поездом взвилась голубая электрическая волна, и Бет отпрыгнула назад. Мгновение он выглядел новым: корпус блестел первозданно и ярко – но только мгновение, а потом вернулась рябая металлическая кожа.

– Что ты? – снова тихо спросила Бет. – Чего ты хочешь?

Поезд опять прогудел, как будто в ответ, и двери головного вагона с шипением разъехались.

Бет заставила себя протянуть руку внутрь, ожидая, что ее вот-вот обдаст синим пламенем. Но не обдало. Она почувствовала, как будто впала в транс, поймав волну густейшего бреда. Девушка закинула ладони на пол вагона, готовая подтянуться и втащить себя на борт.

Ее окатила холодная мысль: «Что, если я не смогу вернуться?»

Она вспомнила, как свысока смотрела на нее Горкасл, как папа глядел снизу вверх, как Кара – это было невыносимее всего – куталась в свою оскорбленную ярость.

Бет посмотрела через плечо – на оглядывавшуюся со стены маму – и двинулась внутрь.

– Э… э-э, простите, – начала Бет, прокладывая путь по проходу между ними, – извините, но что это? Где мы?

Никто не ответил, никто даже не обратил на Бет внимания. Она подошла к девушке, на вид казавшейся ее ровесницей. Одетая в шикарную школьную форму, та надувала пузыри из жвачки, как девочка-мечта из манги.

– Эй, – сказала Бет. – Что происходит?

Девушка, не взглянув на нее, продолжала надувать пузыри: надует, лопнет, втянет назад, пожует; надует, лопнет, втянет назад, пожует…

Понаблюдав за ней, Бет поняла: все пузыри совершенно одинаковы, и каждый лопается на одинаковом расстоянии от ярко накрашенных губ.

По телу пробежала дрожь понимания. «Это один и тот же пузырь», – догадалась Бет.

Оглядевшись, девушка увидела: все остальные пассажиры вагона тоже повторяли одни и те же действия снова и снова: почесывали нос, скрещивали ноги, тыкали в мобильники, переворачивали страницу.