И именно в этот момент, пока им нужно время на принятие горя, необходимо действовать мне. Я взял на себя определенные обязательства перед Эвверанами и не в моих правилах отступать. Стоящие перед родом проблемы никуда не делись, лишь снизилась их острота, мы выиграли немного времени. Рада обмолвилась, что им удалось договориться с Атарисами, но не сказала ни слова о содержании сделки.

Илара тоже не обрадовала. В нападении меня не обвиняли, и на том спасибо. Но находился кто-то «умный», который все равно считал (несмотря на все остальные факты и доказательства), что я как-то связан со всей этой историей, и если не знаю тех, кто все это провернул, то догадываюсь, а значит наблюдение снимать не стоит. И в результате я все еще нахожусь под пристальным надзором ордена. Хорошо еще, что этим надзором занята сама Илара, а она считает, что из меня умышленно делают козла отпущения. Вот только кто в их ордене может быть настолько влиятельным, чтобы оказывать воздействие на результаты расследования, не знает.

А ведь еще нельзя исключать сценарий, при котором меня снова схватят и уже не выпустят.

Аннэль просто исчезла.

Понимаю, что у нее свои дела, свои обязательства и ответственность. И все же неприятно. Она говорила, как хотела вытащить меня из-за решетки, но так и не вытащила. И сейчас, когда мне как никогда нужна ее помощь, без объяснения исчезала.

Зак обнадежил, что будет помогать по возможности… И в то же время просил не втягивать себя в столь же безумные авантюры. Он как минимум привел вполне весомые доводы в виде больницы и пациентов, за которых нес персональную ответственность, как маг Жизни четвертого круга. Он был единственным магом, который мог делать определенный вид сложных операций и значительно повышал шансы обреченных на благоприятный исход.

Это дело всей его жизни. И я стану противным самому себе подонком, если разрушу это дело. Тем более в этом случае я косвенно буду виноват еще в смертях людей, которых Зак мог вытащить из-за черты невозврата. Война, несмотря на все ужасы, дала возможность моему знакомому стать сильнее и опытнее, чего при иных обстоятельствах он добивался бы десятилетиями.

Утреннюю разминку я проводил механически, выполняя уже давно выученный наизусть комплекс движений. Мысли мои находились в другом месте, но это не мешало телу делать свою работу.

У Эвверанов по-прежнему нет собственного источника, а ведь еще нужно провести ритуал прощания с Барнсаром. Я составил полный доклад о произошедшем и, после подписи Келдрина (который тот даже не прочитал, погруженный в свои мысли об опустевшей бутылке), отослал его в резиденцию наместника.

Ответ так и не пришел.

Если я правильно понимал работу имперской бюрократической машины, наместник должен подтвердить права Эвверанов на долину, включая находящийся на ней источник (или источники, если вдруг появится еще один). Но генерал-губернатор Антал хранил молчание. И теперь представителю рода предстояло появиться перед ним, дабы узнать причины столь долгого ответа на запрос от главы рода и получить новое распоряжение или что-то еще. Вот только подходящего представителя пока не находилось, а сам Келдрин был не в состоянии управиться даже с собой, не говоря уже о возвращении к делам рода.

Закончив с упражнениями, я вышел на завтрак, который накрывали как раз к этому времени.

— Доброе утро, Солрэн, — в столовой со мной поздоровалась Нола. Женщина, как всегда, была обворожительна и собрана. — Хорошо отдохнул?

В ее вопросе не чувствовалось фальши. У меня не возникало ощущения, что спрашивает она по привычке, из необходимости поддерживать образ светской леди. Ее забота обо мне казалась вполне искренней. Нола открыто улыбалась, хотя и скрывала печаль. Женщине смерть наследника рода также далась нелегко, как я понимаю, именно она занималась его воспитанием, но все же Нола приняла этот удар куда легче, чем родители Барнсара.