«Раз вы не заинтересованы в помощи Сумеречных Охотников, либо поддержании разговора об общих знакомых», — озвучил брат Захария свое наблюдение, — «зачем нужно было обращаться ко мне?»

— Мне требовалось побеседовать с Сумеречным Охотником, — сказал Рафаэль.

«Почему бы тогда не пойти в ваш Институт?»

Рафаэля обнажил клыки в презрительной ухмылке. Никто не умел ухмыляться так презрительно, как вампиры, а у этого конкретного вампира получалось особенно профессионально.

— Мой Институт, как вы его назвали, находится под управлением людей, которые являются… как бы потактичней выразиться… фанатиками и убийцами.

Фейри, продающий ленточки с вплетенными в них чарами, прошел мимо, таща синие и фиолетовые флажки.

«Вы выразились не особенно тактично», — счел своей обязанностью указать Брат Захария.

— Ну да, — задумчиво ответил Рафаэль. — Я не очень талантлив в этой области. Нью-Йорк всегда был местом повышенной активности обитателей Нижнего Мира. Городские огни действуют на людей так, словно они — оборотни, воющие на электрическую луну. Один колдун однажды пытался уничтожить этот мир, еще до моего появления. Глава моего клана проводила ужасный эксперимент с наркотиками, вопреки моей рекомендации, и превратила город в бойню. Смертельные схватки оборотней за право быть вожаком происходят здесь гораздо чаще, чем где бы то ни было. Вся семья Уайтло погибла, защищая обитателей Нижнего Мира от тех, кто сейчас занял их место в Институте. Естественно, Конклав не посоветовался с нами, решив избрать это место для наказания Лайтвудов. Сейчас мы не имеем к Институту никакого отношения. — Рафаэль произнес это абсолютно безапелляционно, и Брат Захария подумал, что новости тревожные. Он сражался во время Восстания, когда группа подростков-бунтарей пошла против своих же лидеров и против перемирия с обитателями Нижнего Мира. Ему рассказывали о том, как Круг Валентина охотился на оборотней в Нью-Йорке, и как Уайтло им помешали, что в результате привело к еще большей трагедии, чем планировали эти ненавистники Нижнего Мира. Он не одобрял ссылку Лайтвудов и Ходжа Старквезера в Нью-Йоркском Институте, но до него доходили слухи, что Лайтвуды прочно осели здесь со своими тремя детьми и испытывают искреннее раскаяние за свои прошлые действия.

В Безмолвном городе боль и борьба за власть во внешнем мире казались такими далекими.

Захарии не приходило в голову, что обитатели Нижнего Мира будут возмущены действиями Лайтвудов настолько, что откажутся от их содействия, даже когда помощь Сумеречных охотников будет действительно необходима. Возможно, ему следовало раньше об этом задуматься. Длинная и запутанная история отношений между обитателями Нижнего мира и Сумеречными охотниками наполнена болью, во многом причиненной по вине нефилимов, признал брат Захария. Тем не менее, на протяжении веков они находили способы работать совместно.

«Я знаю, что следуя приказам Валентина Моргенштерна, Лайтвуды совершали ужасные поступки, но если они воистину раскаялись, не могли бы вы их простить?»

— Так как моя душа проклята, то отсутствуют и возражения против моральной стороны поступков Лайтвудов, — произнес Рафаэль чрезвычайно назидательным тоном. — Однако есть серьезные возражения против того, чтобы мне отрезали голову. Уверен, если им дать хоть малейший повод, Лайтвуды с радостью истребят весь мой клан.

Единственная женщина, которую Захария когда-либо любил, была колдуньей, и он видел, как она рыдала из-за действий Круга и их последствий.