– Да‑а, Кербер пес серьезный, – обреченно протянул землеторговец, так, точно в ближайшие часы ему предстояло схлестнуться в рукопашной схватке со свирепой зверюгой. – Но и то сказать, жизнь у него собачья. – Он вздохнул и покачал головой. – А вот не желаете глины? Хорошая глина, можно горшки делать, а можно для безвестной могилки… Помните, как в песне: “Никто не узнает, где могилка моя!” – завыл субурбанец.
Услышав знакомый мотив, я удивленно посмотрел на фею, восседающую на вороном Феррари. Та лишь кивнула, произнеся очень тихо:
– Субурбанцы ведают многими тайными знаниями, и никто не ведает, откуда они их получают.
Между тем птичья беседа Вадюни с обладателем тайных знаний продолжалась при полном взаимопонимании сторон.
– Ну типа глина вещь хорошая. Особенно ежели на горшки. Я у тебя чуток, пожалуй, прикуплю. Давай так, забашляю сейчас, а за товаром как‑нибудь того, потом заеду.
Честно говоря, я с удивлением слушал проистекавшие на моих глазах торги. Сколько я ни старался, в голову мне не приходил ответ на вопрос: для чего в сложившейся ситуации нам может понадобиться глина? Разве что залеплять ею пасти Кербера. Но это, как говорится, затея утомительная и малоперспективная. Однако Вадим наверняка знал, что делает.
– Извольте, – вновь широко улыбнулся субурбанец. – Чем желаете башлять? Жабсами? Убитыми енотами?[2]. Или майнасскими мостиками?
– А по барабану! – памятуя о манере Делли расплачиваться, развел пальцы наш переговорщик.
– По барабану это звонко. – Улыбка торгаша стала еще шире, и кончики губ грозились сойтись в области затылка. – Сегодняшний курс: один жабс это майнасский мостик без пролета, либо пять с половиной субурбанских хвостней, или же тридцать один целый убитый енот, да еще хвост.
– Угу, – кивнул Вадим, несколько озадаченный местным курсом валют. – Во как! А тебе чем удобней?
– В жабсах, конечно. Или, на худой конец, в мостиках.
– Заметано! Почем просишь?
– Ну, думаю, десять жабсов будет почти даром. Глина‑то первоклассная! – начал было торг купец.
– Я типа усек. Не гоняй ветер.
Вадюня протянул руку, и я, не задумываясь, запустил пальцы в кошель, появившийся на поясе вместо привычного кармана джинсовой куртки. К моему великому удивлению, там находилось множество аккуратно выделанных жабьих шкурок с естественным рисунком с одной стороны и тонко выписанным портретом какого‑то мужика, предположительно одного из главных майоров, – с другой. Шкурки дважды перекочевали из рук в руки, торговец как бы невзначай посмотрел их на просвет, нежно провел пальцем по майорскому горлу и, сбросив выручку в объемистую мошну, продолжил, как бы между прочим:
– За глиной, значит, вы потом заедете…
– Н‑ну?! – Вадюня навис над словоохотливым торгашом.
– А я ничего, потом так потом. Я вот о Кербере как раз вам рассказывал, – безо всякого перехода продолжил он. – Ведь до чего ж жалко скотину, ведь тварь подневольная! Доброго слова ей никто не скажет. Зубья‑то у него в пасти во‑о, – землеторговец приставил ладонь одной руки к запястью другой, показывая ужасающую длину клыков монстра, – опять же лапы львиные с когтищами. Опять же аспид кусачий заместо хвоста аж ядом брызжет…
– Роднуля, – медленно начал Вадюня, прикидывая в уме, не использовать ли купленную землицу для затейливой могилки пустобреха, – мы типа видели.
– Ну да, конечно, – умиротворяюще развел руками говорун, отступая на шаг. – Я только хочу сказать, что держат‑то его впроголодь. Я вот тут присматриваю, почитай уже неделю тварюга бедолажная ни одной пастью не жрамши. |