Короче, отпустили менты Цирюльника за отсутствием состава преступления.

А сегодня в кабаке он увидел этого пацана. С Лохматым он схлестнулся. За ресторан двинули выяснять отношения. Видно, девку не поделили. Идиоты!

Цирюльник направился вслед за ними. Видел, как пацан наказал Рыбу. Стойко держался он и дальше, когда Рыба и Лохматый навалились на него вдвоем. Лохматому даже кровь пустил. Но и его вот-вот должны были «покрасить». Отлично управляется он с ножом. Но Лохматый и Рыба тоже не лыком шиты.

Пришлось вступиться за него.

А пацан не только на руку крепкий. Чувствуется в нем стальной стержень внутри. Сам Цирюльник с ранних лет был таким. До вора в законе дорос. Всю блатоту тригорскую в кулаке держит. Все перед ним как по струнке ходят. Его слово здесь закон…

— Ты, Лохматый, и ты, Рыба, давайте в тачку и на хату. Раны зализывайте…

— Базара нет, Цирюльник, — покосился на пацана Лохматый.

— Я на тебя не в обиде, — прижимая рубаху к израненной груди, сказал ему Рыба.

Пацан оставался спокойным как удав. Железная выдержка. Далеко пойдет, если не остановят…

— И много «капусты» в моем «лопатнике» ты обнаружил? — спросил его Цирюльник, когда Лохматый и Рыба исчезли.

— Пусть будет в твоем… Это не важно, — с достоинством ответил он. — Сотня и три червонца…

— Негусто…

— Но и не пусто… Если ты не против, давай их вместе в ресторане просадим…

Предложение Цирюльнику понравилось.

Когда Женя и Цирюльник возвратились в ресторан, Лены там уже не было. То ли с Лохматым ушла, то ли сама по себе.

Но они встретились на следующий день. Она вошла к нему в комнату, когда родители были на работе. В коротком до самых трусиков платье, в босоножках на высоком каблуке, с распущенными волосами, припудренная и накрашенная, она казалась ему неотразимой.

Он сидел за учебниками, готовился к экзаменам. Он не изменил своему правилу даже сегодня, когда голова раскалывалась после вчерашней пьянки с Цирюльником.

Они почти не разговаривали. Так, обменивались общими фразами. Оба оказались не из породы говорливых. Цирюльник с интересом смотрел на него. Сказал, что Женя чем-то напоминает его в молодости. А еще наблюдал за ним, смотрел, как он держится во хмелю. С собой, что ли, сравнивал. Ну а он держал марку. И додержался. Когда он прощался с ним, все вроде было ничего. Но как только тот ушел, Женю развезло. Такси кое-как поймал, чуть салон не облевал. Но ничего, сегодня не умирает, хотя и плоховато…

— Ты это серьезно? — спросила она, кивнув на книги.

— Не понял. — Он действительно не понял, что она хотела сказать.

— Зачем тебе все это?

— Ученье — свет… В институт буду поступать…

— Зачем тебе институт? Ты же вор…

Она сказала это не с презрением. Напротив, в ее голосе звучало почтение, даже преклонение перед его персоной. Она привыкла уважать воров. И оказалось, что Женя был одним из них.

— Кто тебе это сказал? — удивленно спросил он.

— Ой, только не надо ля-ля. Я у Лохматого была. Он мне о тебе все растрепал… Ну ты, блин, даешь! Рыбу пописал, Лохматому ногу закрасил…

— Я же чемпион Союза по фехтованию, не забывай об этом…

— Но не по перьям же чемпион…

— Почти никакой разницы…

— А Цирюльника от ментов отмазал.