– Отец, скажите, если бы моя старшая сестра Халима не слыла такой странной, в жёны хану отдали бы её?

Беклярибек лишь вздохнул:

– Ты всё понимаешь, моя девочка, тогда ты никогда не покинула бы Ногаев.

– Но я покину, – печально отозвалась Сююмбика, и тонкий её голосок резанул по сердцу беклярибека нестерпимой болью.

Юсуф поднялся. Не в его силах было бороться с бурей отчаяния в душе, казалось, ещё миг, и он откажется от собственных обещаний: дочь останется с ним, будет принадлежать только ему, ведь она – частичка любимой Айбики. Голос Оянэ возник из темноты, словно она и не покидала юрты:

– На всё воля Всевышнего, госпожа. И ваша мать желала, чтобы вы отправились в дальний путь, как придёт время. Она видела вас птицей, должно быть, очень красивой птицей с белыми крыльями и пышным хвостом, как сказочные пери.

Она вошла неслышно и решительно устроилась на привычном месте у постели воспитанницы. Всем своим видом женщина словно говорила: «Ступайте, господин, теперь настало моё время!»

Сююмбика улыбнулась, потянулась к няньке:

– Расскажи, Оянэ, расскажи об этих птицах, они уж точно не похожи на твою любимицу Хромоножку.

Юсуф видел, как дочь, будто по волшебству, позабыла обо всех страданиях. Улыбка засияла на её лице, а на ещё не просохших от слёз щеках заиграли смешливые ямочки, словно в солнечный день малый дождик брызнул водой и исчез.

– Что же, расскажу, раз вам не спится. – Оянэ пересела в ноги к девушке, заботливо прикрыла её покрывалом. Она оборотилась на мгновение к беклярибеку: – Вам бы отдохнуть, повелитель, а мы поговорим о своём.

И грозный господин отступил, понимая, что сейчас его дочери нужна эта ласковая, заботливая женщина, во многом заменившая ей мать. Рядом с ней она забудет обо всём и будет смеяться, слушая увлекательные сказки. А он отправился в свой шатёр и унёс туда воспоминания прошлого. О чём ещё думалось в эту бессонную ночь повелителю ногайцев – о самой большой, самой сильной его любви; любви, которая принесла в этот мир очаровательный цветок по имени Сююмбика…

Свою третью жену Айбику он встретил осенью в землях мурзы Ямгурчея. По давнему обычаю собрались они, беки и мурзы, на большую облавную охоту. Осенняя степь полнилась тучными стаями диких уток, стадами пугливых джейранов и диких кабанов, которые откормились в этих местах за лето. Знатные ногайцы съехались к месту охоты, забыв об обидах и распрях. Так испокон веков велось в их родах, поспешать на большую облаву, показать там свою доблесть, удачливость и ловкость. Многие из собравшихся могли похвастать несчётными табунами, тысячными отрядами воинов, бескрайними пастбищами. Но на охоте ценилось не богатство, а умение владеть луком, арканом и копьём. Здесь никто не кичился серебряной оправой саадака и богатым колчаном, похвалялись друг перед другом удачами прошлых охот и победами на ристалищах. Утро стояло морозное, беки и мурзы сошли с коней и грелись у костров – они дожидались сигнала к охоте. В прохладном воздухе понемногу оседал туман, солнце разливало розовый свет по небосводу, готовилось выйти из ночного укрытия. Нукеры, переговариваясь между собой, удерживали за поводья мирно прядущих ушами коней, поправляли луки, проверяли, хорошо ли натянута тетива. Наконец, старейший мурзабек Алтын, удостоенный высокой чести руководить облавой, распорядился, кому пойти с правым, а кому с левым крылом.

Оба крыла разделили три полёта стрелы, и охотники отправились, каждый по своей стороне, перекликаясь меж собой и постепенно сужая облавный круг. Когда перевалили через крутой холм, оказались в долине. Стало видно, как много животных попало в западню, – оказались здесь легконогие джейраны и горбоносые сайгаки, свирепые кабаны и степные зайцы.