Ну, мы собирались недолго… Шапку-то там и нашли! Издалека еще увидали…
— Понятно все с вами. — Инквизитор махнул рукой и, отправив Бенедетту во двор, наконец велел привести ведьму.
Юная колдунья не произвела на Вожникова абсолютно никакого впечатления. Памятуя слова Сен-Клера, он ожидал большего, даже некоего подобия чуда. А оказалось — обычная девчонка, да, златовласая, с карими глазками и недурна собой, очень даже недурна, однако таких девчонок — море! Стройненькая, но грязная, заплаканная, а под левым глазом расплывался синяк, словно у набедокурившего мальчишки, — и жалко, и смешно. Тоже еще — дама.
— Ты, значит, девица Аманда? — с ходу уточнил брат Диего. — Обвиняемая нынче в колдовстве?
Услыхав такое, девушка с испугом подняла глаза, полные слез и боли.
Бегло просмотрев лежащие на столе бумаги, судя по желтоватому цвету, произведенные на местных мельницах, инквизитор махнул рукой:
— Ну, что стоишь? Раздевайся!
— Вы… вы будете меня пытать? — со страхом спросила ведьма.
— Да нет, для начала осмотрим. Давай, скидывай живо свои лохмотья! — Доминиканец нетерпеливо хлопнул в ладоши. — Или тебе помочь?
— Нет-нет, я сама…
Не прошло и пары секунд, как юная ведьма стояла перед следователями голой, стыдливо опустив голову и прикрывая руками лобок.
— Подними руки, — тут же велел брат Диего. — Да не бойся, нас вовсе не интересует твое естество. Выше подними… вот так. Теперь повернись спиной… боком… Ну, — инквизитор повернулся к высокому гостю, — что скажете, сир?
— Похоже, ее сильно избили, — тихо промолвил Егор, с жалостью глядя на покрывавшие почти все девичье тело ссадины и синяки.
Никакого удовольствия от подобного осмотра он что-то не испытывал… впрочем, как и все.
— Да, — кивнул монах. — Те женщины нам не соврали… точнее — все-таки мы дознались правды. Можешь опустить руки, Аманда. Теперь вдохни… глубже!
Девичья грудь приподнялась — и тут же послышался стон.
— Больно?
— Да, святой брат.
— Где именно болит, покажи!
— Вот здесь… и здесь, под грудью, — девушка безропотно показала рукой.
— Думаю, сломано ребро, а то и пара, — задумчиво покусав губу, промолвил доминиканец. — А синяки на запястьях, конечно же, от наших кандалов. Перестарались!
— Могу я уже одеться, святой брат?
— Да, одевайся… Посидишь пока у нас. Братья, — инквизитор подозвал своих дюжих помощников, — принесите ей обед из трапезной, а на ночь поставьте кувшин с водой. И постелите свежей соломы. Да не заковывайте больше ее, это лишнее.
— Благодарю за вашу доброту, святой брат, — вместе с одеждой к юной ведьме вернулась уверенность. — Могу я спросить кое-что?
— Ну спроси, Аманда.
— Меня обвиняют в колдовстве, так?
— Да, — кивнул следователь. — Ты верно мыслишь.
— Значит, мне предстоят пытки и смерть на костре? — В блестящих больших глазах узницы цвета слегка разбавленного молоком шоколада мелькнуло странное выражение ужаса и — одновременно — надежды. Впрочем, похоже, надеждам колдуньи, увы, сбыться было не суждено. Да инквизитор и не стал особенно обнадеживать:
— Насчет пыток скажу тебе так — я на них не особо рассчитываю, человек слаб и вполне может оговорить себя и других, а это нам вовсе не надо. |