— У нее для этого достаточно времени, — согласилась миссис Хэйвуд. — А у вас есть свои дети?

— Нет, — сообщила Робин.

— Пока нет, — поправил ее Пол.

— В таком случае — удачи. — Она повернулась к Уэнди, появившейся в дверях, и покачала головой при виде хлопчатобумажных брюк и рубашки, на которой когда-то был бело-голубой узор, ныне слившийся в одно расплывчатое пятно.

— Почему ты надела это старье?

— Потому что другие вещи — не мои. — Столь невозмутимый ответ вызвал очередное покачивание головы.

— Ну что ж, по крайней мере, они чистые. Где твоя сумка?

— В холле. — Уэнди покосилась на Пола. — Мы уже можем идти?

— Да, — сказал он.

Выйдя из парадной двери, они обнаружили, что длинный низкий седан, который Пол нанял для поездки сюда, сплошь облеплен детьми. Преисполненная сознания собственной важности, Уэнди сообщила всем, что едет на машине в отель, а потом — на самолете в Америку, где будет жить в доме с десятками комнат и утиным прудом в саду.

Она без особого сожаления попрощалась с миссис Хэйвуд, а когда машина тронулась, вяло помахала рукой столпившейся кучке детей. Когда дом исчез за поворотом, девочка откинулась на сиденье и провела рукой по его мягкой коже.

— Хорошая машина, — прокомментировала она. — Ваша?

— Нанятая. — Пол взглянул на маленькую фигурку, отражавшуюся в зеркале дальнего вида, и его губы слегка изогнулись в улыбке. — А ты многое знаешь о машинах?

— Не о таких, — ответила Уэнди, приняв вопрос за чистую монету. — У папы была старая развалюха. А в Штатах у вас есть машина?

— Две, — подтвердила Робин. — Нет, три, если считать мою.

— Три машины! — В детском голоске звучало глубокое удовлетворение. — Думаю, мне там понравится.

Вскоре после этого, нимало не смущаясь, она проплыла по роскошному холлу отеля и вошла в лифт так, словно делала это всю свою жизнь.

Номер тоже вызвал у нее одобрение. Она вихрем пронеслась по нему, ничего по пути не упустив.

— А почему ваши вещи в одной спальне, а вещи тети Робин — в другой? — спросила она, вернувшись в гостиную и с беспокойством оглядывая взрослых. — Вы поссорились? — Когда не последовало немедленного ответа, на лице Уэнди промелькнула тревога. — Из-за меня?

— Никто не ссорился, — поспешила заверить ее Робин. — Просто нас утомила дорога, и мы не хотели друг другу мешать.

Объяснение вышло неубедительным. Но Уэнди оно, казалось, устроило, и ее лицо вновь прояснилось.

— Наверное, теперь вы захотите занять ту, с большой кроватью. Я перенесу ваши вещи, — добавила она, поворачиваясь к Полу.

Тот остановил Робин, когда она последовала было за девочкой. Лицо его выражало решительность.

— Пускай!

Робин, стиснув зубы, постаралась унять внутреннюю дрожь и только тогда сказала:

— Мы никак не можем спать в одной постели!

— И что ты предлагаешь? — Он говорил тихо, но оттого не менее убедительно. — Рассказать правду — после всего, что наговорила ей там? Хочешь, чтобы она подумала, будто ты лгала ей, изображая неравнодушие?

— Конечно, нет! — воскликнула Робин. — И я не лгала. Она потрясающий ребенок!

— Да. И ребенок с тяжелой душевной травмой. Больше всего она сейчас нуждается в стабильной обстановке.