Равинель открыл ее и отодвинул в сторону висевшую одежду.
— Все на месте… за исключением пальто с мехом, но жена собиралась отдать его в чистку. Вполне возможно, что…
— А синий костюм? Вы там сказали…
— Да, да… Костюма тоже нет.
— А туфли?
— И туфли все на месте… по крайней мере, новые. Старые вещи Мирей всегда раздает. Так что неизвестно…
— А эта комната?
— Мой кабинет. Заходите, инспектор. Извините за беспорядок… Вот, садитесь в кресло. У меня тут есть бутылка коньяку. Немножко согреемся.
Он достал из тумбочки письменного стола полупустую бутылку и один стакан. Второго не оказалось.
— Садитесь. Я сейчас. Только схожу за вторым стаканом. Теперь присутствие Мерлена немного ободряло его, было не так страшно оставаться в своем доме. Он спустился вниз, прошел через столовую на кухню и оторопело застыл у окна. Там, за решеткой, мелькнул знакомый силуэт…
— Мерлен!
Должно быть, это был страшный крик, потому что инспектор бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки, и подбежал к Равинелю без кровинки в лице.
— Что? Что с вами?
— Там!… Мирей!
10
На улице никого не было. Равинель уже знал, что Мерлен попусту тратит время, что бежать, искать, звать бесполезно.
Отдуваясь, полицейский вернулся на кухню. Он добежал, оказывается, до самого конца улицы.
— А вы уверены, Равинель? Нет, Равинель не был уверен. Он думал… Он пытался воcпроизвести до мельчайших деталей свое первое впечатление, но для этого требовались спокойствие и тишина, а толстяк изводил его вопросами, ходил взад-вперед, размахивал руками. Дом был слишком мал для такого типа, как Мерлен.
Инспектор снова вышел из дому и стал за решеткой.
— Послушайте, Равинель (он непроизвольно отбросил «мосье»), вы меня видите? — крикнул он во весь голос. Смешно. В прятки, что ли, он вздумал играть?
— Ну? Отвечайте!
— Нет. Я ничего не вижу.
— А тут?
— Тоже.
Мерлен возвратился на кухню.
— Ну, Равинель. Признавайтесь. Вы ничего не видели. Вы нервничаете. Вы просто-напросто приняли столб за…
Столб? В общем-то вполне удовлетворительное объяснение. И все-таки… Равинель вспомнил, что тень двигалась. Он рухнул на стул.
Теперь Мерлен прижался лицом к окну…
— Так или иначе, вы бы все равно никого не разглядели… Почему вы закричали «Мирей»? Инспектор оглянулся и, уткнувшись подбородком в грудь, исподлобья, пристально взглянул на Равинеля.
— Отвечайте! А вы меня не дурачите?
— Клянусь вам, инспектор!
Хм… Он уже клялся вчера Люсьен. И почему они все ему не верят?..
— Ну сами посудите. Если бы на улице кто-нибудь был, я бы обязательно услышал шаги. Ведь я был у решетки буквально через десять секунд.
— Может, и не услышали бы… Вы сами шумели бог знает как.
— Оказывается, во всем я виноват! Мерлен хрипло дышал, его отвислые щеки дрожали. Он потянул из пачки сигарету, чтоб успокоиться.
— Ведь я же специально постоял на тротуаре, чтобы послушать…
— Ну и?..
— Что и?.. Ведь туман не заглушает шагов.
К чему возражав, спорить, объяснять, что Мирей теперь молчалива, как ночь, неосязаема, неуловима, как воздух? Может, она тут, рядом с ними, на кухне… Может, она ждет, когда уберется восвояси этот докучливый малый, и тогда снова даст о себе знать. Черт возьми! Поручить розыски души инспектору уголовной полиции… Смешно! Как мог он всерьез надеяться, что этот Мерлен…
— Что тут судить и рядить? — опять заговорил полицейский. |