– Что ты! Что ты! – и он стал нервно озираться, словно опасаясь неожиданно обнаружить в комнате управляющего банком мосье Дюфура.
– Что ты! – передразнила Ева. – Фу-ты ну-ты!
– Не ожидал от тебя таких выражений.
– Выражений! А как насчет поступков?
– При чем тут поступки? – спросил Тоби.
– Значит, ты можешь «понять и простить» то, что я делаю? А? Ханжа, лицемер несчастный! Уриа Гипп! Ну а как насчет твоих идеалов? Как насчет них, скромный молодой человек строгих правил? А?
Тоби был не просто потрясен. Он безмерно удивился. Близоруко моргая, в точности как его мать, он уставился на Еву.
– Это же совсем другое дело, – возразил он недовольно, как взрослый, растолковывающий очевидные понятия несообразительному ребенку.
– Вот как?
– Да, вот так.
– Почему же?
Тоби весь напрягся, будто с него потребовали объяснить законы солнечной системы или рассказать о строении вселенной с помощью десяти односложных слов.
– Ева, милая! У мужчины могут быть… ну, порывы.
– Ну а у женщины, по-твоему, их не может быть?
– О! – взвился Тоби. – Значит, ты сознаешься?
– В чем?
– Что снова связалась с этим гнусным Этвудом?
– Я ничего подобного не говорила. Я сказала только, что у женщины…
– Ах, нет, – и Тоби покачал головой с видом существа, наделенного непогрешимой мудростью богов. – Только не у порядочной женщины. Между мужчиной и женщиной есть разница. Женщина, поддающаяся порывам, уже не леди, и она недостойна того, чтоб ее боготворили. Потому-то ты меня и удивляешь, Ева. И хочешь начистоту, Ева? Я ни за что не позволю себе тебя оскорбить. Ты сама знаешь. Но я не могу не высказать всего, что у меня на душе, понимаешь? И мне кажется, я сегодня увидел тебя в новом свете. Мне кажется…
Ева его не перебивала.
Она равнодушно отметила в уме, что он стоит слишком близко к огню; что серая ткань костюма на брюках вот-вот займется; что еще секунда, и Тоби вспыхнет ярким пламенем. Но эта перспектива как-то мало ее огорчала.
И тут, постучавшись, в комнату вбежала мадемуазель Прю и с извиняющимся и озабоченным выражением лица бросилась к столу.
– Я – я за нитками, – объяснила она, – тут у меня был еще моток. – Мадемуазель Прю принялась рыться в корзинке с шитьем, и в ту же секунду Тоби подпрыгнул как ужаленный, к немалому торжеству Евы. Ему обожгло ляжки.
– Милый Тоби, – сказала мадемуазель Прю, – и вы, мадам. Может быть, можно не так громко? У нас тут живут все люди порядочные, и мы не любим беспокоить соседей.
– А мы кричали?
– Очень громко. Слов я не разобрала, я не понимаю по-английски. Но, наверное, это что-то нехорошее. – Она нашла моток красных ниток и подняла поближе к лампе. – Надеюсь, вы спорите не насчет… насчет возмещения?
– Почему же, – сказала Ева.
– Мадам…
– Я не хочу откупать у вас вашего любовника, – сказала Ева, отчего Тоби потерял последние остатки самообладания. Надо отдать справедливость Тоби, такая постановка вопроса злила его не меньше, чем Еву.
– Но я могу предложить вам следующее, – продолжала дочь старого Джо Нила.
– Я дам вам двойное возмещение, если вы убедите свою сестру Ивету, чтоб она созналась полиции, что заперла дверь у меня под носом в ту ночь, когда убили сэра Мориса Лоуза.
Прю слегка побледнела, отчего розовые губки и глазки в темных ресницах стали только выигрышней.
– Я не отвечаю за сестру, не знаю, что она там делает.
– Вы не знаете, например, что она подводит меня под арест? Может быть, в надежде, что тогда мосье Лоуз женится на вас?
– Мадам! – вскричала Прю. |