— Сэм Хор тоже не хотел! — в ярости заорал Кришнамурти, которого поддерживал Спенсер. — А теперь он лежит здесь мертвый, ты, чертова свинья!

Дженкин упал на стол и еле слышно сказал:

— Это не я. Его убил Кенили.

— Джентльмены, будьте добры: помогите мне связать этих троих! — хрипло попросил Кришнамурти, указав на Кенили, Уэйта и Богля, лежавших без сознания. — Я останусь здесь и попробую что-нибудь сделать для поварихи. Будет настроение — займусь и этим типом. С другой стороны, может быть, лучше позволить ему умереть, как бешеной собаке?

— А ты, вообще, в состоянии? На вид как-то не очень, — сказал Суинберн. Действительно, командор выглядел ужасно: из глаз, ушей и носа текла кровь, и он непрерывно дрожал.

— Боюсь, что бегать по туннелям я действительно не в состоянии, но скоро я приду в себя. Как только мы свяжем этих подонков, я немного отдохну, потом найду местных полицейских, и мы наведем здесь порядок. А вы повезете Бёртона в Лондон.

Через несколько минут, связав по рукам и ногам всех троих, Суинберн и Спенсер вошли в кладовую, дверь которой вела в лабиринт. Фиджет сунул голову на кухню, увидел, что драка закончилась, и помчался за ними. Все вместе они вошли в туннель, прошли под домом и под дорогой, а затем направились к Карачкам. Туннель оказался хорошо освещен, и никто не мешал им идти по спирали, всё время пересекающей саму себя. Наконец они приблизились к центру лабиринта. Там Суинберн поскользнулся на своих коротеньких ножках и на повороте врезался в «развратника» Смизерса, который шел ему навстречу. Оба рухнули на пол, сплелись в клубок и начали колотить друг друга руками и ногами, пока к ним не подбежал Спенсер. Философ без лишних слов схватил Смизерса за волосы, задрал его голову кверху и с силой ударил о каменный пол. Руки «развратника» дернулись, и он затих.

— Оттащим его в центральную комнату, — предложил Суинберн, с трудом переведя дыхание. Они взяли «развратника» за ноги и протащили последние несколько ярдов, пока не вышли из туннеля во внутреннюю комнату.

— Это вы? Э-э-э… — спросил знакомый голос.

— Алджернон Суинберн. Здравствуйте, полковник.

— Ужасно приятное зрелище. То есть я рад вас видеть.

Лашингтон сидел у стены, его руки были связаны за спиной. Всегда тщательно одетый, сейчас он выглядел растерзанным и неопрятным, а его экстравагантные бакенбарды скорбно повисли.

— Боюсь, что Бёртон — всё, — объявил он, кивнув в сторону маленького водопада. — Потерял рассудок, бедняга.

Королевский агент сидел, не подавая признаков жизни, прямо под потоком; его руки, широко разведенные в стороны, были прикованы к стене по обе стороны от водопада. Горячая вода, падавшая из щели сверху, стекала ему прямо на голову. Суинберн заорал от ярости и бросился к другу.

— Герберт, помоги мне отомкнуть эти чертовы наручники!

Пока они с философом отстегивали цепи, Лашингтон рассказывал о себе:

— Откровенно говоря, я почти не помню, как оказался здесь. Последние несколько месяцев как в тумане. Кусок ночного кошмара, на самом деле. Поддержал ли я этого жирного самозванца? Думаю, да. Ничего не мог поделать. Всякий раз, когда он оказывался рядом, я был уверен, что это сэр Роджер. Боже мой, я даже на суде свидетельствовал в его пользу! Никак не мог заставить себя собраться с мыслями и начать думать! И вот, нахожу себя тут, неизвестно где, связанным.

— Вы под Карачками, полковник, — сообщил ему Суинберн.

— Неужели? Тогда это ближе к дому, чем я думал. Не видал ни одной живой души днями, неделями, месяцами… кроме негодяя Богля, который носил мне еду, и этого пройдохи Кенили!

— Готово, парень, — буркнул Спенсер, снимая наручники с запястий Бёртона.