Легкий шумок заставил ее резко вздрогнуть в объятиях Фергюссона. Она обернулась и увидела на пороге Присси. Она только что вошла или наблюдала всю сцену от начала до конца? Стоило ли ей рассердиться из-за этого?

Не дав себе времени как-нибудь разрешить этот вопрос, Брижитт отстранилась от Фергюссона.

— Входите же, Присси! Какая я скверная хозяйка, — даже не показала вам вашу комнату! Можно подумать, что мы с Фергюссоном были разлучены на годы!.. Впрочем, мы с ним всегда ведем себя, как сумасшедшие.

Длинные ресницы Присси полностью скрывали ее глаза.

— Прошу прощенья, я только хотела узнать, не могу ли я быть вам чем-нибудь полезна.

— Конечно, но сначала вы выпьете чашку чая, и я провожу вас в вашу комнату. Мы еще успеем все обсудить, — неожиданно для самой себя, может быть потому, что девушка показалась ей в этот момент удрученной и одинокой, а может быть и в порыве любви ко всему человечеству, с которым она хотела бы поделиться своим счастьем, Брижитт продолжила: — Вы знаете, сегодня мы даже немножко более сумасшедшие, чем обычно: я только что сообщила своему мужу о том, что у нас будет третий ребенок. Надеюсь, вас это не испугает?

Фергюссон широко улыбнулся девушке, все еще стоявшей на пороге. Она подняла голову и прямо взглянула на них. Ее взгляд был открытым и лучился неотразимым теплом и очарованием.

— Кажется, сама судьба прислала меня сюда в этот день!

Позднее Фергюссон рассказал Брижитт о том, как именно ему пришло в голову привезти к ним Присси. Вот уже больше месяца она работала стюардессой в экипаже самолета, который он пилотировал; но только вчера он понял, с каким трудом ей это давалось. Через полтора часа после вылета из Рима они вошли в циклон, а когда заходили на посадку в Лондоне, в корпус авиалайнера попала молния и, хотя он и не был поврежден, пассажиры страшно перепугались и началась паника. Присси продемонстрировала полное присутствие духа и только уже на земле, после того, как все покинули борт, ей стало плохо и она не смогла выйти из самолета. Фергюссон помог ей и, когда они разговорились, девушка призналась ему в том, как плохо переносила полеты. Она была вынуждена это скрывать из опасения потерять работу. Она не могла себе этого позволить, так как должна была заботиться о престарелой тетушке, воспитавшей ее и так гордившейся своей внучкой, возвращавшейся домой в отлично сидевшей на ней форме стюардессы. Присси призналась Фергюссону, что больше всего на свете ей хотелось бы работать с детьми и жить где-нибудь за городом, в небольшом домике, прочно стоящем на земле, а ей приходилось вместо этого постоянно «витать в облаках», обслуживая взрослых, страдающих, как и она сама, от морской болезни! Она сделала смешную гримаску, и Фергюссон понял, что эта девушка должна принадлежать им — Нику, Сарре, Брижитт и их будущему ребенку (хотя он еще и не подозревал о его существовании).

— И тебе тоже? — спросила его Брижитт с лукавой улыбкой.

— Конечно, — подтвердил Фергюссон. — Это забавное существо может оказать неоценимые услуги всей династии Джи.

3

Еще прежде, чем распаковать свой единственный чемодан, Присси достала из сумки бювар и принялась за письмо.

«Я устроилась к ним на работу, — быстро писала она. — Теперь мы не увидимся несколько дней. Если я останусь здесь, мне придется постоянно торчать за городом, но, так как они от меня просто в восторге, я сумею выторговать себе некоторые привилегии и воскресные отпуска в том числе. Дом далек от того, чтобы отвечать моим представлениям о комфорте, но мне хотелось бы взглянуть на их городские владения.