— Но он всегда предупреждал вас.
— А вот вам повезет. Вы получите награду, если уберете с дороги препятствие. Или его уже нет?
— Они всегда так говорят, — ответила Табита. — Это что-то вроде профессионального жаргона. Но мы не должны им показывать, что обеспокоены. Так мы только дадим пищу слухам.
Но я была обеспокоена… Сильно обеспокоена.
Как я тосковала по Теодосии! Я страдала от угрызений совести, потому что когда она была жива, я никогда не говорила ей, как много для меня значит то, что я — ее сестра. Я, погрузившись в свои грустные мысли, сидела на терассе, где мы так часто сидели вместе, вспоминала наши разговоры. Табита не могла заменить мне сестру. Я никак не была уверена в Табите.
Дружба между ней и Тибальтом. Однажды он вернулся с раскопок раньше обычного. Я сидела на террасе, и он присоединился ко мне. Тибальт начал увлеченно рассказывать о работе, и я с интересом слушала. Но потом к нам присоединилась Табита. Она столько всего помнила о прошлой экспедиции — и они с Тибальтом принялись долго обсуждать ее подробности, так что я оказалась лишней в их беседе. Мне было тревожно и обидно.
Это было несправедливо. Раньше я думала о Тибальте только хорошее. Он был для меня всем. Но теперь я не уверена. Я увидела в нем человека, который мог быть совершенно безжалостным, беспощадным во имя своей работы. Но касается ли его безжалостность только работы? Тибальт становился совсем чужим.
Однажды, когда я сидела на террасе, ко мне присоединился Леопольд Хардинг. Он стал почти что членом нашей экспедиции. Его неуемный интерес импонировал Тибальту, который всегда был рад помочь энтузиастам. Теперь Леопольд иногда обедал во дворце и приезжал на раскопки, чтобы понаблюдать за работой.
Он сел рядом со мной и вздохнул.
— Какое великолепное зрелище! — сказал он. — На реке всегда столько всего можно увидеть! Представляете, как должно было все это выглядеть три тысячи лет назад?
— Царские суда, — сказала я, — украшенные изображениями людей, занятых разными делами… например, таскающих камни для строительства пирамид или приносящих подношения богам… А почему они всегда изображали людей в профиль? Наверное, потому что у них очень красивые профили, я полагаю.
— Ваш муж доволен тем, как продвигаются дела?
— Каждое утро он полон надежд на то, что именно сегодня наступит «тот самый день». Но пока что этого не произошло.
— Мне так жаль миссис Коллум.
Я кивнула.
— Такая молодая, ее жизнь, можно сказать, только началась — и вдруг этот страшный случай. Люди в гостинице постоянно говорят об этом.
— Я знаю. Сейчас об этом повсюду говорят.
— Они полагают, это — проклятие фараонов.
— Это абсурд. — Я говорила так, как говорил бы сам Тибальт. Он очень хотел, чтобы слухи утихли. — Если бы это было проклятием фараонов, то зачем насылать его на бедную Теодосию, самого безобидного человека из всех нас?
— Но ведь она все равно имела отношение к экспедиции.
— Ну, как сказать… Она была всего лишь женой одного из археологов, вот и все.
— Но это породило всяческие толки. Общее мнение сводится к тому, что эта экспедиция, как и предыдущая, неудачна… и причина неудач заключается в том, что боги, или древние фараоны, разгневались.
— Конечно, такие разговоры неизбежны.
— Я получил письмо из Англии. О смерти Теодосии писали газеты. «Еще одна смерть» — называлась статья, и в ней говорилось о проклятии.
— «Еще одна»? Они намекают на смерть сэра Эдварда. |