— Моя мать делает для вас свежую мазь. Наверное, на обратном пути мне стоит зайти домой.

— Я еще не заплатил тебе за прошлую порцию, — сказал граф. — Во сколько она вам обошлась?

— В три с половиной пенса, — ответила Жизель.

— Надо понимать, что ты ожидаешь, что я расплачусь с тобой с точностью до полупенни. Или ты примешь четыре пенса?

— Я могу дать вам сдачу, — ответила Жизель, весело блеснув глазами.

Она прекрасно поняла, что граф поддразнивает ее: наполовину в шутку, наполовину всерьез сетуя на ее отказ принимать больше денег, нежели он назначил ей в качестве платы за услуги.

— Ты меня просто бесишь! — сказал он, когда девушка снова направилась к двери. — Тогда вашей милости не придется скучать в мое отсутствие, — отозвалась Жизель. — Если вам что-нибудь понадобится, Бэтли придет по первому вашему зову, милорд.

С этими словами она ушла, а граф откинулся на подушки и в тысячный раз попытался сообразить, кто она такая и почему упорно отказывается рассказывать ему о себе.

Прежде он не мог вообразить, чтобы столь юная девушка, — а Жизель призналась, что ей девятнадцать лет, — могла разговаривать с ним настолько спокойно и уверенно. И в то же время он знал, что во многих отношениях она очень ранима и робка.

В Жизели было нечто такое, что он не встречал ни у одной женщины… Например, ее удивительная скромность, которая так его восхищала. Когда он не разговаривал с нею, она тихо садилась в уголке комнаты и читала, сосредоточенно углубившись в книгу, что было для него удивительным, поскольку прежде ему казалось, что всем женщинам просто необходимо постоянно находиться в центре внимания.

Граф привык иметь дело с женщинами, которые прибегали ко всевозможным уловкам и хитростям, чтобы заставить его их заметить. Они бросали на него манящие взоры, жеманно складывали губки, словно приглашая его к поцелую, говорили неестественно высокими голосами, находя это привлекательным. Жизель же вела себя так спокойно и естественно, словно он был ее братом или — ужасная мысль! — отцом. Она готова была откровенно говорить обо всем — кроме себя и своей семьи.

«Я во что бы то ни стало узнаю, что за этим кроется!»— поклялся себе граф.

В эту минуту дверь его комнаты открылась и в нее заглянул мужчина.

— Вы не спите? — спросил низкий голос. Граф повернулся, чтобы взглянуть на пришедшего.

— Фил! — воскликнул он. — Входите! Я очень рад вас видеть!

— Я на это надеялся, — сказал полковник Беркли, входя в комнату графа.

Лежащему в постели широкоплечий и высокий Фиц показался почти сказочным великаном.

— Черт подери, Фиц! — воскликнул он. — Вы выглядите до отвращения здоровым — просто смотреть противно. Как ваши лошади?

— Ждут, когда вы снова сможете на них сесть, — отозвался полковник Беркли. — У меня уже шестьдесят превосходных скакунов, Тальбот, и в этом сезоне я намерен предоставлять их в распоряжение каждого, кто захочет охотиться верхом. А вам я могу обещать право первого выбора.

— Да, это хороший стимул побыстрее выздороветь, — сказал граф.

— Вам лучше?

— Намного лучше. Ньюэл — действительно прекрасный специалист.

— Я же вам говорил!

— Вы были совершенно правы, Фиц, и я очень рад тому, что послушался вашего совета и приехал в Челтнем.

— Вот это я и хотел от вас услышать! — улыбнулся полковник Беркли. — Я ведь уже говорил вам: этот город просто уникален!

По его голосу было совершенно ясно, насколько он гордится Челтнемом, так что граф невольно рассмеялся.