Паола мне воспретила просить вторую порцию рыбы.

— Почему же? Ведь это ужасно вкусно, — заныл я. — Не так уж дорого, мы разве разоримся?

Паола уселась удобней и произнесла речь:

— Понимаешь, Ямбо, ты сохранил все автоматические навыки и держишь нож и вилку, как полагается держать. Но кое в каких аспектах важнее автоматизмов накапливаемый с годами личный опыт. Ребенок не способен остановиться объедается до расстройства желудка. Мать объясняет ему, что следует удерживаться, — в точности как с высаживаньем на горшок. Поэтому ребенок, который иначе по первому позыву марался бы где попало и ел бы «Нутеллу» банками, научается понимать предел, за которым он обязан остановиться. Взрослые останавливаются, к примеру, после второго или третьего бокала вина — они помнят случаи, когда от целой бутылки вина им бывало плоховато. Тебе, Ямбо, предстоит выстроить корректные отношения с едой. Ничего, этому учатся быстро. Добавки тебе не надо.

— Ну а к десерту, разумеется, кальвадос, — щебетал любезный ресторатор, неся ломоть торта. — Получив кивок от Паолы, я сказал: «Calva sans dire». Эта шутка явно звучала здесь не впервые, потому что ресторатор подпел те же слова: «Calva sans dire». Паола спросила, какие чувства пробудил у меня этот кальвадос, я отвечал — мне нравится, но добавить нечего.

— А между тем ты в свое время опился им в Нормандии… Ладно. «Как всегда» — это палочка-выручалочка. В Милане масса мест, где ты можешь просто заказывать свое обычное. Без проблем выбора. Что может быть в твоем положении удобнее!

— Со светофорами у тебя хорошие отношения, — говорит Паола, — и ты уже, надеюсь, усвоил, что машины носятся как бешеные. Погуляй разок один. Вокруг замка, по площади Каироли, там на углу кафе-мороженое, ты у них главный клиент, они бы, думаю, давно закрылись, если бы не было тебя. Скажешь этим мороженщикам «как обычно».

Мне даже и не пришлось говорить «как обычно», мороженщик мигом напихал в рожок «страччателлу», вот ваше обычное, профессор. А правильно я делал, любя эту «страччателлу»… Забавно открывать для себя страччателлу в шестьдесят лет. Что был за анекдот, который рассказал Джанни, насчет Альцгеймера? А самое приятное — каждый день множество новых знакомств.

Кстати о новых знакомствах. Не успел я покончить с мороженым и закинуть в ближнюю урну вафельный хвост… И вдобавок интересно, почему я его выбросил? На этот вопрос мне ответила Паола впоследствии, оказывается, я жил с застарелой манией — моя мама приучила меня с младенчества выкидывать низок конуса за то, что его коснулись нечистые руки мороженщика… Не успел я закинуть в урну конус, как из-за угла вышла элегантная дама. Приблизительно сорок лет, взгляд с подоплекой, вроде Леонардовой дамы с горностаем. Она сразу заулыбалась, а я излучил свою лучшую улыбку — из тех, из подкупающих.

Дама кинулась мне на шею:

— Какая радость, Ямбо!

Но, видимо, мои глаза, невзирая на улыбку, ее не убедили.

— Ямбо, ты не узнаешь меня, неужели я так постарела? Ванесса! Ну я же Ванесса!

— Ванесса, ты не изменилась, стала лучше! А я прямо от глазника. Он мне закапал атропин, и все расплывается. Как ты живешь, горностаевая прелестница?

Про горностаевую она, видно, слышала от меня не раз, потому что едва не заплакала.

— Ямбо, Ямбо, — и погладила меня по щеке.