— Так это было явью! — сказал король, любуясь прелестными чертами сенарской незнакомки.

Он встал и снял свою маску.

— Король! — воскликнула нимфа с очаровательным испугом. — Он знает все!..

Нимфа хотела скрыться в толпе, когда из ее руки выпал носовой платок, обшитый кружевами. Людовик быстрее всех придворных схватил тонкую батистовую ткань, после этого, не имея возможности дотянуться рукой до хорошенькой нимфы, он осторожно бросил ей платок. В этом вежливом, чисто французском жесте придворные угадали скрытый умысел.

— Платок брошен, — сказал Ришелье.

— Платок брошен! — повторило десять голосов.

Лица многих женщин омрачились, и скоро все произносили одно лишь имя с восторгом, завистью, злостью или презрением.

Это имя было — мадам д’Этиоль.

Оставив короля, Антуанетта из тонкого кокетства тотчас уехала с бала.

XXXIII. Морлиер

Король пригласил Ришелье в свою карету. Они ехали вдвоем. Король возвращался в Версаль, путь был не близок, и разговор можно было вести не спеша.

— Любезный герцог, — говорил влюбленный король, — я просто в восторге!

— Я очень рад, государь.

— Я в восхищении, я влюблен! Сердце мое трепещет… Словом, я болен… болен любовью…

— Не волнуйтесь, государь, скоро в наших руках окажется лекарство от этой болезни.

Король покачал головой с сомнением.

— Это, мне кажется, трудно, даже очень трудно, — сказал он.

— Почему? — спросил Ришелье.

— Говорят, д’Этиоль без ума от своей жены.

— Тем легче будет его обмануть.

— А если он любит свою жену?

— В таком случае зрение его должно быть затуманено.

— Все-таки я боюсь, чтобы он не наделал шуму.

— Есть способ не слышать его, если он захочет пошуметь.

— Какой способ, друг мой?

— Он заключается в том, что нужно убедительно доказать д’Этиолю, что ему необходимо путешествовать для поправки здоровья.

— Что вы! Послать его в изгнание…

— Нет, государь, просто отправить прокатиться, эта прогулка будет даже приятна и предписана доктором… Он, бедняжка, должно быть, болен, и ему необходимо лечиться.

— Вы отъявленный повеса, герцог де Ришелье! — с восторгом сказал король.

Герцог поклонился.

— Я преданный слуга вашего величества.

— Ришелье! — сказал король смеясь. — Вы — дьявол!

— Пусть так, но признайтесь, государь, что хоть я и дьявол, но на сей раз держу ключи от рая. Позволите ли вы мне, государь, выйти здесь из кареты?

— Зачем?

— Чтобы служить королю, — смеясь ответил Ришелье.

— Мне нечего возразить против этого довода, выходите.

Ришелье дернул за шнурок, карета тотчас же остановилась.

— Когда я вас увижу? — спросил король.

— Завтра, государь, — ответил герцог с видом человека, уверенного в том, что он говорит.

Лакей открыл дверцу, и Ришелье вышел. Карета помчалась далее в сопровождении трех других карет с двенадцатью конными гвардейцами, еще две кареты остались позади — это были кареты герцога Ришелье. Открыв дверцу первой, Ришелье проворно вошел и сел.

— Наконец, я чуть не заснул, — произнес хриплый голос.

Этот голос принадлежал шевалье де Морлиеру.

— Все идет прекрасно, — сказал Ришелье.