— Это сияние солнца!
XXIII. Пожелания
Виконт Сен-Ле д’Эссеран вошел с той изящной непринужденностью, с той дерзкой фамильярностью, которые регентство по наследству передало царствованию Людовика XV. Высоко подняв голову, вздернув нос, с насмешкой на губах, со шляпой набекрень, он держал правую руку в кармане панталон, а левой опирался на эфес шпаги.
Сен-Ле, протянув руку, сказал, указывая на Морлиера и Бриссо:
— Вот две особы, о которых я вам говорил: шевалье де Рошель де ла Морлиер и мадам Мари Жозефина Филаминта Бриссо.
Бриссо сделала низкий реверанс. Морлиер поклонился в третьей позиции, как танцмейстер в менуэте. Спутник Сен-Ле обвел глазами обоих, но остановил свой взгляд на Морлиере. Не говоря ни слова, он вынул из кармана табакерку, усыпанную бриллиантами, и медленно раскрыл ее, при этом на пальце его блеснул перстень с бриллиантом изумительной величины.
Незнакомец улыбнулся, потом, пристально посмотрев на Морлиера, спросил:
— Сколько ты стоишь?
Шевалье остолбенел. Этот дерзкий вопрос поразил его так метко, как хорошо направленная пуля.
— Сколько я стою? Это зависит…
— От чего или от кого? — спросил незнакомец.
— От того, кто обращается ко мне. Для одного я не стою и веревки, на которой меня могут повесить, а для другого я на вес золота. Вы который из двух?
— Выбирай по своему усмотрению.
— Я уже выбрал…
Незнакомец сделал движение, чтобы закрыть свою табакерку. Бриллиантовая пуговица оторвалась от его жилета и упала на пол. Морлиер проворно наклонился, поднял пуговицу еще проворнее и, положив на ладонь, сказал:
— Клянусь рогами дьявола, чудный бриллиант! Он стоит по крайней мере три тысячи ливров. — И со вздохом сожаления он подал незнакомцу.
— Он переходит от меня к вам, — сказал незнакомец, — сохраните его как сувенир.
— Если бы и другие пуговицы сделали то же самое! — вскрикнул Морлиер. — Я начинаю понимать, — прибавил он, — вы спросили: «Сколько ты стоишь?» — а теперь я спрошу: во сколько вы меня цените?
— Это зависит… от того, что ты можешь сделать.
— Я могу сделать все.
— Даже то, чего не делают другие?
— Особенно то, чего не должно делать.
— Ты умен.
— Я живу своим умом.
— Ты можешь убить человека?
— Без труда — как выпить бокал шампанского.
— Ты не способен подчиняться тому, что дураки называют добрыми чувствами? Ты не добр и не великодушен? Тебя трудно растрогать?
— Мои пороки совершенны и тверды, потому что им не приходится одолевать даже ничтожного порыва добродетели.
Незнакомец сделал еще движение, и вторая пуговица упала на пол. Морлиер поднял ее еще проворнее, чем первую.
— Пара! — восторженно воскликнул он.
Потом, положив вторую пуговицу в карман жилета, куда уже припрятал первую, он прибавил:
— Я отдам вам мою кровь для того, чтобы узнать, кого я имею честь благодарить.
— Граф А, — ответил незнакомец.
— Графа А, — повторил Морлиер, — прекрасное имя!
Тот, кто назвал себя таким странным именем, обратился к Бриссо:
— Ну, что? — спросил он. Ты готова?
— На все.
— Если так, сядем за стол и побеседуем за ужином.
Виконт де Сен-Ле позвонил, между тем как граф А сел за стол, имея по правую руку Морлиера, а по левую Бриссо. |