А в следующий раз, прежде чем раскошелиться, он захочет кое-что выяснить. Что, собственно, ты знаешь, и если знаешь, то откуда получила свои сведения, и мало ли еще что, о чем ты вообще не имеешь представления. Так что же ты намерена делать?
Таппенс нахмурилась.
– Надо подумать. Закажи кофе по-турецки, Томми. Крепкий кофе стимулирует деятельность мозга… Боже мой, сколько я съела!
– Да уж, все летело прямо как в прорву. Впрочем, не ты одна, но льщу себя тем, что мой выбор блюд был более благоразумен. Два кофе! (Это адресовалось официанту.) Один по-турецки, другой по-французски.
Таппенс в глубокой задумчивости прихлебывала кофе, а когда Томми с ней заговорил, буркнула:
– Помолчи, я думаю!
– О, Господи! – ошарашенно воскликнул Томми и погрузился в молчание.
– Ну вот! – наконец объявила Таппенс. – У меня есть план. Совершенно очевидно, нам следует прежде всего выяснить, в чем, собственно, дело.
Томми беззвучно похлопал в ладоши.
– Не измывайся. Выяснить это можно только через Виттингтона. Надо узнать, где он живет, чем занимается – короче говоря, установить за ним слежку. Взять это на себя я не могу, потому что он уже хорошо меня разглядел. Но тебя он видел всего один раз, и то мельком, и вряд ли запомнил. В конце-то концов все молодые люди на одно лицо.
– Ну, тут я готов с тобою поспорить. Я убежден, что моя замечательная физиономия и благородные манеры просто не могут не запомниться.
– Так вот что я придумала, – продолжала Таппенс, пропустив его реплику мимо ушей. – Завтра я пойду туда одна и буду морочить ему голову, как сегодня. Не беда, если не получу всех денег сразу. Пятидесяти фунтов на первые дни должно хватить.
– И не только на первые!
– Ты будешь ждать на улице. Когда я выйду, то даже не взгляну в твою сторону – на случай, если за мной будут следить. Встану неподалеку, а когда он выйдет из подъезда, уроню платок или еще как-нибудь дам тебе знать. Тут ты и примешься за дело.
– За какое еще дело?
– Пойдешь за ним следом, глупышка. Ну что? Как тебе мой план?
– Прямо как в романе. Только в жизни-то, если часами будешь без толку торчать на улице, я думаю, очень скоро почувствуешь себя идиотом. Да и прохожие заподозрят неладное.
– Только не в Лондоне. Здесь все так торопятся, что на тебя просто никто не обратит внимания.
– Опять ты непочтительна к моей замечательной особе! Впрочем, прощаю. Во всяком случае – придумано неплохо. А сегодня ты что собираешься делать?
– Ну-у, – мечтательно произнесла Таппенс. – У меня были кое-какие мысли насчет шляпки, насчет шелковых чулок, насчет…
– Уймись! – порекомендовал Томми. – Даже пятидесяти фунтам есть предел. Знаешь, пообедаем вместе, а вечером сходим в театр.
– Заметано!
День был упоителен, а вечер – еще лучше. Две пятифунтовые бумажки канули в небытие.
На следующее утро они встретились, согласно уговору, и отправились в Сити. Томми остался на противоположной стороне, а Таппенс, перебежав улицу, нырнула в подъезд.
Для начала Томми медленно прошелся до конца улицы, потом зашагал обратно. На полпути его перехватила Таппенс.
– Томми!
– Что случилось?
– Дверь заперта, и никто не отзывается.
– Странно.
– Вот именно! Пойдем и попробуем вместе.
Томми с готовностью последовал за ней.
На третьем этаже из двери какой-то конторы вышел молодой клерк. Немного поколебавшись, он спросил Таппенс:
– Вам нужно «Эстонское стекло»?
– Да. |