Пронзительные крики снующих над водой чаек добавляли зрелищу сходство с морским пейзажем. Переведя взор, Николя поразился, сколь непохожими были вымощенные камнем берега реки. На левом берегу, между Бурбонским дворцом и элегантной набережной Театинцев утопал в нечистотах порт Гренуйер, застроенный жалкими лачугами. Со стороны моста Руаяль, неловко борясь с течением, пытался пристать к берегу галиот Сен-Клу, привлекая взоры вышедших на воскресную прогулку парижан. Бросая взор все дальше влево, он видел лишь пышность и роскошь. Словно гигантская фреска, в синеватых предвечерних сумерках вытянулась перспектива: Лувр, павильон водокачки Самаритен, Новый мост, оконечность острова Сите, бронзовый всадник, стрела Сент-Шапель и за ней башни Нотр-Дам. От такой красоты у него захватило дух. Удлинившиеся тени напоминали о наступлении вечера, подкравшийся холод все больше давал о себе знать.
Продолжая свой путь, он вскоре затерялся в старых улочка острова Сите. Пройдя Новый рынок, он по улицам Вьей Жюиври и Пеллетри вышел к мосту Менял. Увидев ювелирную лавку, хозяин которой не соблюдал воскресный отдых, он зашел внутрь и долго беседовал с мастером. Когда он вышел из лавки, из темноты вынырнула какая-то девица, почти девочка, и вцепилась ему в рукав. Он осторожно высвободился. «Сударь, — произнесла она с выговором, присущим жителям предместий, — не откажите своей красавице!» Пройдя несколько шагов, он в недоумении остановился. Что-то в этой простой фразе было не так. Он остановился под первым же фонарем и, достав черную записную книжку, принялся лихорадочно листать ее. Ему показалось, что на него неожиданно снизошло озарение, на миг приподнявшее завесу тайны, и, придав всему непредсказуемый облик, поменяло местами выводы и указало путь к истине. Ускорив шаг, он быстро добрался до Шатле, где немедленно отправился в камеру к Эмманюэлю де Риву. Но, несмотря на письмо д’Арране, узник категорически отказался отвечать на его вопросы. Поднявшись в дежурную часть, Николя велел папаше Мари вызвать приставов. Вскоре из ворот старинной крепости выехали две кареты. Когда они вернулись, на город уже опустилась ночь. Из карет высадили двух узников и немедленно отвели их в одиночки.
Понедельник, 17 февраля 1777 года.
С самого утра Николя вышел на тропу войны: он провел долгий разговор с Бурдо, по окончании которого сияющий инспектор, словно на крыльях, вылетел из дежурной части. Затем, применив все свои дипломатические таланты, комиссар поговорил с Ленуаром. В конце концов генерал-лейтенант со всем согласился, однако последний шаг дался ему нелегко. В результате решили, что он немедленно отправится в Версаль и потихоньку предупредит короля о стечении обстоятельств и о срочности дела. Николя подсказал начальнику, какие слова следует сказать королю, весьма ревниво относившемуся к своему авторитету и в глубине души опасавшемуся, что секретная служба его покойного деда будет восстановлена без его участия. Цель маневра состояла в том, чтобы в шесть часов пополудни призвать министра морского флота и адмирала д’Арране на заседание тайного суда, не раз собиравшегося в прошлом под эгидой короля, и принять решения по делу чрезвычайной важности.
Остаток дня Николя в полном согласии с собственными мыслями ходил по городу. Он хотел освободить свой мозг от всего лишнего, дабы доклад его был особенно убедителен. Все же полностью успокоиться он не мог, ибо постоянно задавался вопросом об успехе миссии Ленуара. Он не жаждал взять реванш над министром, ни разу не поддержавшим его на протяжении всего расследования, но последнюю точку следовало поставить в его присутствии. Хитрый замысел, придуманный государственными лицами, оказался не только плохо подготовлен, но и стал причиной нескольких смертей. Своим молчанием и презрительным упрямством Сартин предпочитал разрубать гордиевы узлы, забывая, сколько раз под его началом комиссар не только распутывал узлы, но и заставлял воссиять истину. |