— Так это он доставал тебе галлюциногены? — спросила Таисия.

— Олег все для меня делал и вот так нелепо погиб под колесами какого-то отморозка. — Гертруда задумалась, а потом медленно произнесла: — Ну и зачем мне теперь сокровища? Если я потеряла интерес к жизни.

На этот вопрос ответа у Таисии не было.

В это время к ним подошли люди в форме и увели абсолютно несопротивляющуюся Гертруду.

На ее место напротив Таси сел Максим.

— Ты молодец! Весь разговор записан. Интересно, ее в какую камеру посадят — в женскую или мужскую? Шутка!

— Шутка, — как эхо повторила Таисия.

Максим дотронулся до ее руки.

— Это было очень нелегкое дело, и ты смогла его распутать. Твои догадки просто поразительны, даже опытным следователям такое и в голову не пришло бы.

— Жуткая история бедной девушки, которая ехала на свою свадьбу и так и не доехала… Страшная судьба у всех в роду Нечаевых… И, заметь, закончилось все то же жуткой историей… любви, — ответила Тася.

— Давай не будем пессимистами. Все в наших руках.

— В смысле? — вернулась в действительность Таисия.

— Слегка подержанный агент, то есть я, с не очень четким будущим делает тебе предложение. Как насчет того, чтобы стать моей женой?

Тася даже не посмотрела на него и ответила:

— Перспектива туманная.

— Это точно, — подтвердил Максим и несколько суетливо выложил на стол коробочку из красного бархата, предварительно открыв ее.

Тася молча поглощала ее взглядом.

— Ну так как? — Ему не терпелось услышать ее ответ. — И заметить, — добавил он, — я нравлюсь твоей маме.

— Это аргумент, — вздохнула Таисия. — Ты знаешь, я не очень молодая врач-психотерапевт с неясными жизненными перспективами, но с большой готовностью испортить тебе жизнь. Согласен?

— И ты еще спрашиваешь! — засмеялся Максим и заключил Тасю в объятия.

Так держать, подруга!

Мария родилась в восьмидесятые годы прошлого столетия в очень интеллигентной семье учительницы английского языка и преподавателя философии в институте. С девочкой с детства занимались музыкой, танцами, языками, ей читали на ночь хорошие стихи известных поэтов. Маруся, как ее ласково называли родители, засыпала не под сказки про Колобка или странный теремок, населенный зверями, а под странные волны фантазий, которые возникали под действием настоящей поэзии. Чего-чего, а фантазии в девочке было предостаточно.

В те годы мало что можно было приобрести в магазине, особенно из игрушек. Пластмассовых крокодилов Ген, пупсов с постоянно западающими глазами, с торчащими пластмассовыми ресницами, и дребезжащих грузовичков с железным кузовом, который больно прищемлял палец, Маруся даже побаивалась. Она могла взять спичку, нацепить на нее кусочек цветной бумаги и играть, словно это была принцесса в платье с пышной юбкой. А если бумага заменялась на бархатную бумагу для аппликаций, то и платье у принцессы в мыслях Маруси менялось на бальное. Еще девочка любила сказки о Золушке, Спящей Красавице.

— Малышка витает в облаках! Всё время фантазирует, — сокрушалась Ольга Олеговна, мама Маруси.

— Девочка растет чувствительной, эмоциональной! А это прекрасно! — заступался за дочку Дмитрий Павлович, ее отец.

Человеком он был принципиальным, прямолинейным, не всегда находил общий язык с женой, но в дочке души не чаял. К тому же Дмитрий Павлович сам был фантазером.

Маша очень хорошо помнила один случай из детства, когда они втроем пошли на рынок, хоть что-то купить к праздничному столу.