|
Он мог бы легко пропустить этот праздник и вместе со своей женой провести славный вечер в своем собственном доме. На самом деле, он даже хотел этого. Но Питер, с абсолютной нехваткой здравого смысла, присущей его возрасту и, добавила бы Мэри, полу, взял дело в свои руки и отказался позволить Вирджинии даже уйти в ванную, когда настала пора готовиться к вечеру. В самом деле, он был так решительно настроен на то, чтобы не отпустить ее от себя, что у него вдруг пугающе подскочила температура. Вирджиния взяла его горячую ладошку, щупала вспотевший лоб и решила, что блеск его глаз был положительно дурным признаком, поэтому ей нужно остаться.
Мэри, возвращавшаяся в спальню из ванной в небесно-голубом купальном халате заглянула в детскую и хотела было поторопить Вирджинию, когда по выражению ее лица, заметила, что что-то было не в порядке. — Что еще случилось? — она быстро подошла к Вирджинии. Она проговорила ей на ухо, шепотом, почти не шевеля губами: — Вы думаете, мы должны позвонить доктору Буланже? — Нет. Но бессмысленно притворяться, будто я могу уехать сегодня, потому что я не могу! Мэри выглядела действительно раздосадованной. Она закусила губу, а Вирджиния опустила фланелевое полотенце в теплую воду и обтерла покрасневшее лицо маленького больного и его влажные руки, цеплявшиеся за нее, потом поправила подушку под курчавой головкой и прошептала что-то успокоительное. Пока она говорила, Питеру как будто стало легче. — Это прямо-таки приводит меня в ярость, — заявила Мэри, подходя к широкому окну и вглядываясь в сверкающую поверхность озера. — Конечно, я знаю, ничего нельзя поделать с тем, что эта маленькая мартышка подхватила простуду, но вы стали так необходимы ему, что он просто не отпустит вас! — Что ж, я не очень возражаю, — Вирджиния в самом деле говорила правду, так как совесть весь день не давала ей покоя при мысли о том, что она собиралась покинуть своего воспитанника в том время, когда он больше всего в ней нуждался. Она очень сомневалась, что сможет в полной мере получить удовольствие от предстоящего праздника. — Такое случается, тут уже ничего не сделаешь. А если Питеру станет хуже только из-за того, что мне захотелось повеселиться, я никогда не прощу себе этого. — Я знаю, что не простите, — но Мэри продолжала кусать губы. — Все равно, мне кажется, это несправедливо! — Но вы с мистером Ван Луном должны поехать оба. Я не хочу, чтобы мы все огорчили мадам д’Овернь! — Я хотела предложить, чтобы Эдвард поехал, а я бы осталась с вами… Но огонек в глазах Вирджинии убедил миссис Ван Лун, что такой поворот событий никогда не одобрит ее юная гувернантка. — Хорошо, — согласилась она со вздохом, — но если я уеду, а что-нибудь пойдет не так или вас надоест быть в одиночестве — хотя вы в любой момент можете позвать Эффи — вы должны сразу мне позвонить, и мы с Эвардом немедленно приедем назад. Договорились? — Да, можете быть спокойны, — согласилась с ней Вирджиния. Когда хозяин и хозяйка уехали из дома, и все стало тихо и внизу, и на верхнем этаже, Вирджиния почувствовала, что наступил необычно тихий вечер. Так как радио вмаленькой гостиной, которую она разделяла с детьми, должно было оставаться сегодня молчаливым и ее единственным развлечением могла быть книга — если сон Питера будет достаточно спокойным, чтобы дать ей возможность читать — и, может быть, еще мысли о Лизе, которая, по крайней мере, хорошо проводит время в своем прелестном новом платье из белоснежных кружев и танцует в объятиях восхищенного Клайва Мэддисона. Если у Клайва не было серьезных намерений по отношению к Лизе до этого вечера, то они непременно появятся у него, стоит ему только увидеть ее в этом платье с величественно приподнятой маленькой темной головкой и глазами, светящимися от счастья? Вирджиния вздохнула. |
