— Недели? — воскликнула Лиза ошеломленно.
— Да, милая, две-три. И я должна сказать, что едва ли можно найти более уютное местечко.
— А как же ты? — спросила Лиза. — Сможешь ли ты остаться в этом отеле надолго? Ведь мы рассчитывали вернуться в Англию не позже, чем через две недели!
— Я знаю, — ответила Вирджиния. — Но я подыщу себе что-нибудь подешевле. Может быть, мне даже удастся поселиться в какой-нибудь швейцарской семье, и это будет куда приятнее отеля.
Она решила не говорить Лизе о полуобещании доктора Хансона найти для нее другое место, где она могла бы остановиться, на случай, если он почему-то не сможет помочь ей. Ведь что бы ни случилось, Лиза не должна терять веры в него. Лиза имела склонность придавать слишком большое значение подобным вещам. Она стала бы беспокоиться за Вирджинию, одинокую и незащищенную в незнакомом отеле, которая хотя и была старшей, нуждалась в спокойной уверенности Лизы и ее самообладании, встречаясь с новыми лицами и попадая в неизведанные положения.
Лиза любяще посмотрела на нее, и как будто умея читать чужие мысли внезапно заметила:
— Бедняжка Джинни! Мне жаль, что ты будешь так одинока, не с кем даже поболтать!
— Тогда не думай об этом, — посоветовала Вирджиния. — Это не обязательно.
— Но тебе будет так скучно. И хотя отель дорогой, я предпочла бы видеть тебя там, чем представлять, как ты бегаешь по округе в поисках сомнительной конуры.
— Ты хочешь сказать, что я не могу о себе позаботиться? Не воображай, пожалуйста!
— Нет, это не так. Но ты выглядишь беспомощной. Ты — женственный тип — ультра-женственный! И ты слишком хорошенькая.
— Господи! — воскликнула Вирджиния. — Ты меня изумляешь! Я всегда считала себя совершенно незаметной.
— Нет, нет! Ты из тех девушек, которых имел в виду Джеймс Бэрри, когда писал «Улицу знати». Однажды какой-нибудь человек захочет уподобить тебя саду и закутать в вату.
— Тогда ему придется поторопиться, — сказала Вирджиния, — потому что в прошлый день рождения мне исполнилось двадцать пять, и в «Улице знати» я так бы и осталась в девицах.
— Ты наводишь на мысль о локонах, лаванде и уютном музыкальном салоне, — настаивала Лиза. — Ты не создана для грубостей и превратностей судьбы.
— В моем отеле нет никаких грубиянов, я тебя уверяю, — сказала Вирджиния, вспоминая изящество той молодой женщины, которая была с доктором Хансоном прошлым вечером. И она назвала его Леоном!.. — Это просто супер, как сказал бы Джинкс. (Джинкс был их младшим братом, который еще учился в школе.)
Она оставила Лизу с томом швейцарских сказок, переведенных на английский язык, который она раскопала для нее в книжном магазинчике, и с кипой журналов, пообещав что будет на следующий день. Вирджиния была удовлетворена: щеки Лизы уже не нуждались в румянах, и она сама казалась смирившейся. Это было лучше, чем если бы она постоянно думала о том, что ожидало ее в ближайшие дни, и о том, что могло бы или не могло бы ожидать ее в будущем.
Глава третья
Два дня спустя Вирджинии позвонил в отель доктор Хансон и сказал, что хотел бы в ней увидеться. Когда она предложила зайти к нему в кабинет еще раз, он ответил, что предпочел бы поговорить с ней в холле отеля, если ей будет это удобно. В час послеполуденного чая, как и договорились, она сидела за небольшим столиком в углу зала.
Он вошел безупречно одетый и ухоженный, каким она его видела всегда, но темные глаза его казались еще темнее, а гладкие черные волосы идеальной линией лежали над отчетливыми бровями. |