Виконт де Гресс наблюдал за отцом и за монахом, сторонясь первого и ловя взгляд второго. Шарль, слишком спокойный для ребенка пятилетний мальчик, держался, как принц. Его глаза были сухи, но влажный взгляд выдавал недавние слезы. Доменик невольно ловил его лицо в толпе. Маленький мальчик – вот и все, что осталось от былой любви. Ребенок, который никогда не узнает своего истинного отца. А если узнает – не поверит и не сможет поговорить с ним. Тайна его рождения будет сохранена самым надежным из хранителей – Смертью. Даже в том случае, если смерть всего лишь начало новой жизни.

Доменик вел службу, благодаря небеса за то, что король обязан был присутствовать на мессах – он знал любую наизусть. А теперь легко интонировал, больше наблюдая за собравшимися, чем обращаясь к богу. Граф де Гресс был чернее тучи. Двое его сыновей старательно избегали кормилиц и нянек. Родственники, немногочисленные друзья. Робер никого не подпускал близко.

После похорон всех пригласили за стол, но монах отказался, сославшись на данный обет. Он остался рядом с часовней, сел на скамью и укутался в плащ с головы до ног. Робер приказал принести ему еды и вина и с поклоном удалился.

В доме вели разговоры о политике. Доменик слышал каждое слово, хотя и не прислушивался, оглушенный пережитым.

Карл Валуа, воспользовавшись скоропостижной смертью Людовика и отсутствием Филиппа Пуатье, который находился в Лионе, объявил себя регентом. Эта новость заставила вынырнуть из тяжких дум и удивленно оглядеться. Валуа всегда стремился к власти. И 29 лет правления Филиппа IV Красивого стали для него сущим испытанием. И как удачно Филипп Пуатье оказался в Лионе. Кто то рассказал, что Филипп уехал некоторое время назад – брат с подачи Валуа приказал ему разобраться наконец с папой, которого никак не могли выбрать. Кардиналы помнили то, в какое положение их поставил в свое время Железный король[3], и всеми силами упирались, не желая выбирать угодного любой из участвующих сторон Папу. Графу Пуатье предстояло решить сумасшедше сложную задачу. Интересно, он бросит все на полпути или же доведет начатое до конца, а только потом вернется в Париж? Впервые в истории над французским престолом нависла неопределенность. Впервые в истории не было прямого наследника. Королева Клеменция ждала ребенка, но одному лишь богу было известно, родится мальчик или девочка. И в любом случае бразды правления в свои руки должен был взять регент. И кто им будет?

  Спасибо, что проводили маму.

Доменик вздрогнул. Он слишком глубоко ушел в себя и не заметил, как к нему подошел Шарль. Мальчик улизнул от нянек, движимый любопытством или чутьем. Что порою одно и то же.

  Это мой долг, дитя.

Монах мог пренебрегать титулами. Монах доминиканец   тем более.

  Я раньше вас не видел.

  Я и не бывал до нынешнего скорбного дня в доме графа.

  Вы кажетесь мне знакомым,   обронил ребенок, будто не слыша ответа. Его пронзительно голубые глаза смотрели на Доменика, а тот с ужасом узнавал в этом еще совсем детском лице уже вполне ясно определяющиеся черты Филиппа Красивого. Те, кто знал короля и увидят мальчика, не смогут не заметить сходства. Это сулит неприятности, либо славу. В зависимости от того, кто и когда его увидит. И кто будет на троне в этот момент. Пока что незаконнорожденный сын короля никому не был способен помешать. Тем более, после смерти венценосного отца.

  Почему вы молчите? – задал вопрос мальчик, приближаясь. – Почему умерла мама?

  Господь призвал ее к себе, как призывает всякого. В свое время.

«Только к моей смерти руку он не приложил»,   подумалось Доменику, который всегда относился к религии натянуто и привык использовать ее адептов во благо светской власти.

  Чушь,   проговорил ребенок и сел рядом с монахом на скамейку.