Ему нравилось возить ее в Лондон, рассматривать вместе с ней витрины магазинов. Ева с удовольствием останавливалась у роскошных витрин и восторженно говорила:

– В один прекрасный день у меня будет такая же.

А потом показывала на «роллс-ройс», проезжавший мимо, и тоже уверяла, что у нее будет такая машина. Джон слушал, снисходительно кивая, но считал, что это всего лишь сумасбродные мечты. Ева обожала ходить в кино – театр ей не так нравился, – а он почти все время, пока шел фильм, смотрел не на экран, а на ее лицо. И однажды осознал, что за этим божественным фасадом происходит титаническая работа: Ева не переставала все обдумывать и рассчитывать наперед.

И Джон внутренне соглашался с матерью.

«Да, – думал он, – Ева, конечно же, уедет. Судьба, в которую она так верит, будет манить ее и дальше. Но это уже произойдет без меня. Наша совместная жизнь, вероятно, скоро закончится». Но хотя он разгадал Евину суть и поверил в ее судьбу, его чувство к Еве не угасло. Джон вопреки всему продолжал считать себя счастливым человеком. Оставался только один вопрос – ребенок Евы и его будущее. Но теперь Джон отчетливо понимал, что все планы на будущее зависят только от Евы. Все будет так, как решит Ева.

5

Швейцария, 1988

Алекс и Памела уже заканчивали завтракать, когда вошел Джонеси, выполнявший роль сиделки при Еве, и сказал, что «мадам будет признательна, если дочь сможет уделить ей полчаса».

– Ты не совсем верно выполняешь ее поручение, – поправила его Алекс. – Мадам не просит, а приказывает.

– Я в точности передал то, что она сказала.

– Как она? – спросила Памела.

– Она еще сама не своя, в самом деле, сама не своя. Вот и все, что я могу сказать. Она приняла ванну – как обычно, – но это заняло у нее всего лишь десять минут. Это очень странно. Мы отослали массажистку, не стали заниматься лицом – вы ведь знаете, как такого рода вещи всегда волновали ее. Что-то тут не так, – медленно закончил Джонеси и вышел.

С лица Алекс еще некоторое время не сходило выражение недоумения, когда она смотрела вслед ушедшему молодому человеку.

Джонеси оказался в услужении у Евы лет семь назад, так что Алекс не доводилось встречаться с ним до сих пор, и она никак не могла понять, почему женщина, которая отдавала предпочтение только мужчинам-самцам, приблизила к себе юношу, который заботился о своем лице и холил себя так же, как и сама Ева. Волосы у него были выкрашены в розовый цвет, веки подведены голубым, щеки подрумянены, а линию губ делала еще более выразительной тщательно подобранная губная помада.

По словам Макса, он не только заботился о Еве и о ее гардеробе. Ему одному позволялось накладывать ей на лицо и шею душистые компрессы из травяных настоев, когда она уставала и нуждалась в отдыхе, он один мог протирать ее лоб губкой, смоченной уксусом, если болела голова, держать ее за руку, когда она начинала жалеть себя. Джонеси стал не только единственным поверенным Евы, который знал все тайны мадам. Только он имел право критиковать хозяйку. По словам Макса, Джонеси стоило только покачать головой, сложив губы сердечком, и Ева тотчас принимала сигнал и исчезала на минутку, чтобы снять бриллиантовый браслет или поменять шарф.

– Где она заполучила этого юношу? – спросила Алекс.

– В Голливуде. Ева закрутила тогда роман с кинозвездой, а Джонеси был у него камердинером. Вскоре выяснилось, что ее любовник бисексуал, и у него параллельно в приятелях два четырнадцатилетних мальчика.